"Федор Михайлович Достоевский. Письма (1870)" - читать интересную книгу автора

тюрьму? Я этого не снес и поехал, - ну вот и все.
Впрочем, об этом буду сильно думать летом, когда что-нибудь окажется.
Теперь я работаю в "Русский вестник". Я там задолжал и, отдав "Вечного мужа"
в "Зарю", поставил себя там, в "Р<усском> в<естни>ке", в двусмысленное
положение. Во что бы то ни было надо туда кончить то, что теперь пишу. Да и
обещано мною им твердо, а в литературе я человек честный. То, что пишу, -
вещь тенденциозная, хочется высказаться погорячее. (Вот завопят-то про меня
нигилисты и западники, что ретроград!) Да черт с ними, а я до последнего
слова выскажусь. И знаете, в какой я смуте? - решительно не могу решить:
будет успех или нет? То мне кажется, что чрезвычайно удачно выйдет и я
деньги на 2-м издании хвачу, то кажется, что совсем не удастся. Но лучше
пусть совсем провалюсь, чем успех середка на половине. Вы меня огрели
дубиной по лбу Вашей заметкой об "усилиях воображения", подмеченных Вами в
"Вечном муже". Сколько мне это тоски стоило; но, однако же, как бог даст. Не
надеясь на успех, нельзя с жаром работать. А я с жаром работаю. Стало быть,
надеюсь.
Но я еще не поблагодарил Вас за Ваше доброе участие и за хождение к
мерзавцу Стелловскому и прочее. Вы и не подозреваете, сколько Вы для меня
этим сделали. Вы мне мир души возвратили и рану залечили. Я Вам (и только
Вам) признаюсь во всем окончательно: я уж думал, что Паша обманул меня! Как
я страдал, как я молился за него, и наконец-то Ваше письмо рассеяло все
сомнения мои: это только ветреный мальчик, но добрый и честный. Повторяю Вы
рану в моей душе залечили. А с Стелловским - черт с ним! Да я отчасти и
рад, - можете себе представить! До того тяжело иметь дело с этим мерзавцем!
А между тем я положительно в ужасном теперь состоянии (мистер Микобер).
Денег нет ни копейки, а надо просуществовать до осени, когда у меня будут
деньги. Просить в "Русском в<естни>ке" почти невозможно; во-первых - ну как
откажут, а во-вторых - это будет безмерно забираться у них вперед. От них я
наверно получу, но только осенью; зато получу значительно. Что я Вам пишу
теперь, то знаю наверно. Но до осени совсем нечем жить будет. Вы думаете, я
здесь трачу, роскошествую. Верите ли, что я с самого переезда в Дрезден, 8
месяцев, жил одним "Вечным мужем", почти 100 талеров в месяц, а тут и
родИны, и самый необходимый ремонт, и жить недешево - так что в конце концов
задолжал, и до сих пор есть долги.
H. H. Страхов месяц назад приглашал меня положительно к дальнейшему
участию в "Заре". Я ответил ему предложить Кашпиреву мой роман к будущему
году, но с тем, чтоб 500 руб. теперь и по сту рублей ежемесячно (1) в
продолжение пяти месяцев, так что выйдет всего 1000 руб. По-моему, немного;
давал же Кашпирев и по полторы тысячи вперед за год Стебницкому. (Да и
журнала издавать нельзя, не выдавая вперед, иначе всех писателей упустишь.)
Николай Николаевич ответил, что Кашпирев согласен, что деньги пришлют в
апреле, но чтоб я доставил мою вещь в нынешнем году на осенние месяцы. Я
отвечал, что в нынешнем году мне положительно невозможно. Кашпирев еще,
впрочем, мне ничего не писал сам. Жду последнего от них ответа. Согласитесь
сами, что если я заберусь в "Русском вестнике" еще, то и работа моя будущая
будет надолго принадлежать "Русскому вестнику". То, что я пишу теперь в
"Р<усский> в<естни>к", я кончу месяца через три наверно. Тогда, погуляв
месяц, сел бы за работу в "Зарю". Я теперь года полтора сряду не работал, и
меня томит писать ("Вечного мужа" не считаю). Над тем, что пишу в "Р<усский>
в<естни>к", я не очень устану; зато в "Зарю" я обещаю вещь хорошую и хочу