"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

штабс-капитана, Дмитрий Федорович схватил его за бороду и при всех вывел в
этом унизительном виде на улицу и на улице еще долго вел, и, говорят, что
мальчик, сын этого штабс-капитана. который учится в здешнем училище, еще
ребенок, увидав это, бежал все подле и плакал вслух и просил за отца и
бросался ко всем и просил, чтобы защитили, а все смеялись. Простите, Алексей
Федорович, я не могу вспомнить без негодования этого позорного его
поступка... одного из таких поступков, на которые может решиться только один
Дмитрий Федорович в своем гневе... и в страстях своих! Я и рассказать этого
не могу, не в состоянии... Я сбиваюсь в словах. Я справлялась об этом
обиженном и узнала, что он очень бедный человек. Фамилия его Снигирев. Он за
что-то провинился на службе, его выключили, я не умею вам это рассказать, и
теперь он с своим семейством, с несчастным семейством больных детей и жены,
сумасшедшей кажется, впал в страшную нищету. Он уже давно здесь в городе, он
что-то делает, писарем где-то был, а ему вдруг теперь ничего не платят. Я
бросила взгляд на вас... то-есть я думала, - я не знаю, я как-то путаюсь, -
видите, я хотела вас просить, Алексей Федорович, - добрейший мой Алексей
Федорович, сходить к нему, отыскать предлог, войти к ним, то-есть к этому
штабс-капитану, - о боже! как я сбиваюсь, - и деликатно, осторожно, - именно
как только вы один сумеете сделать (Алеша вдруг покраснел) - суметь отдать
ему это вспоможение, вот, двести рублей. Он наверно примет... то-есть
уговорить его принять... Или нет, как это? Видите ли, это не то, что плата
ему за примирение, чтоб он не жаловался (потому что он кажется хотел
жаловаться), а просто сочувствие, желание помочь, от меня, от меня, от
невесты Дмитрия Федоровича, а не от него самого... Одним словом, вы
сумеете... Я бы сама поехала, но вы сумеете гораздо лучше меня. Он живет в
Озерной улице, в доме мещанки Калмыковой... Ради бога, Алексей Федорович,
сделайте мне это, а теперь... теперь я несколько... устала. До свиданья...
Она вдруг так быстро повернулась и скрылась опять за портьеру, что
Алеша не успел и слова сказать, - а ему хотелось сказать. Ему хотелось
просить прощения, обвинить себя, - ну что-нибудь сказать, потому что сердце
его было полно, и выйти из комнаты он решительно не хотел без этого. Но г-жа
Хохлакова схватила его за руку и вывела сама. В прихожей она опять
остановила его, как и давеча.
- Гордая, себя борет, но добрая, прелестная, великодушная! -
полушепотом восклицала г-жа Хохлакова. - О как я ее люблю, особенно иногда,
и как я всему, всему теперь вновь опять рада! Милый Алексей Федорович, вы
ведь не знали этого: знайте же, что мы все, все - я, обе ее тетки, - ну все,
даже Lise, вот уже целый месяц как мы только того и желаем, и молим, чтоб
она разошлась с вашим любимцем Дмитрием Федоровичем, который ее знать не
хочет и нисколько не любит, и вышла бы за Ивана Федоровича, образованного и
превосходного молодого человека, который ее любит больше всего на свете. Мы
ведь целый заговор тут составили, и я даже может быть не уезжаю лишь из-за
этого...
- Но ведь она же плакала, опять оскорбленная! - вскричал Алеша.
- Не верьте слезам женщины, Алексей Федорович, - я всегда против женщин
в этом случае, я за мужчин.
- Мама, вы его портите и губите, - послышался тоненький голосок Lise
из-за двери.
- Нет, это я всему причиной, я ужасно виноват! - повторял неутешный
Алеша в порыве мучительного стыда за свою выходку и даже закрывая руками