"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

даже изящно; даже может быть восторг был преднамеренный, а жест нарочно
заучен пред зеркалом, за полчаса пред чаем; но должно быть у него
что-нибудь тут не вышло, так что барон позволил себе чуть-чуть улыбнуться,
хотя тотчас же необыкновенно вежливо ввернул фразу о всеобщем и надлежащем
умилении всех русских сердец в виду великого события. Затем скоро уехал и
уезжая не забыл протянуть и Степану Трофимовичу два пальца. Возвратясь в
гостиную, Варвара Петровна сначала молчала минуты три, что-то как бы
отыскивая на столе; но вдруг обернулась к Степану Трофимовичу, и бледная,
со сверкающими глазами, процедила шепотом:
- Я вам этого никогда не забуду!
На другой день она встретилась со своим другом как ни в чем не бывало; о
случившемся никогда не поминала. Но тринадцать лет спустя, в одну
трагическую минуту, припомнила и попрекнула его, и так же точно побледнела
как и тринадцать лет назад, когда в первый раз попрекала. Только два раза
во всю свою жизнь сказала она ему: "я вам этого никогда не забуду!" Случай
с бароном был уже второй случай; но и первый случай в свою очередь так
характерен и, кажется, так много означал в судьбе Степана Трофимовича, что
я решаюсь и о нем упомянуть.
Это было в пятьдесят пятом году, весной, в мае месяце, именно после того
как в Скворешниках получилось известие о кончине генерал-лейтенанта
Ставрогина, старца легкомысленного, скончавшегося от расстройства в
желудке, по дороге в Крым, куда он спешил по назначению в действующую
армию. Варвара Петровна осталась вдовой и облеклась в полный траур.
Правда, не могла она горевать очень много; ибо в последние четыре года
жила с мужем в совершенной разлуке, по несходству характеров, и
производила ему пенсион. (У самого генерал-лейтенанта было всего только
полтораста душ и жалованье, кроме того знатность и связи; а всё богатство
и Скворешники принадлежали Варваре Петровне, единственной дочери одного
очень богатого откупщика.) Тем не менее она была потрясена неожиданностию
известия и удалилась в полное уединение. Разумеется, Степан Трофимович
находился при ней безотлучно.
Май был в полном расцвете; вечера стояли удивительные. Зацвела черемуха.
Оба друга сходились каждый вечер в саду и просиживали до ночи в беседке,
изливая друг пред другом свои чувства и мысли. Минуты бывали поэтические.
Варвара Петровна под впечатлением перемены в судьбе своей говорила больше
обыкновенного. Она как бы льнула к сердцу своего друга, и так продолжалось
несколько вечеров. Одна странная мысль вдруг осенила Степана Трофимовича:
"не рассчитывает ли неутешная вдова на него и не ждет ли, в конце
траурного года, предложения с его стороны?" Мысль циническая; но ведь
возвышенность организации даже иногда способствует наклонности к
циническим мыслям, уже по одной только многосторонности развития. Он стал
вникать и нашел, что походило на то. Он задумался: "Состояние огромное,
правда, но..." Действительно, Варвара Петровна не совсем походила на
красавицу: это была высокая, желтая, костлявая женщина, с чрезмерно
длинным лицом, напоминавшим что-то лошадиное. Всё более и более колебался
Степан Трофимович, мучился сомнениями, даже всплакнул раза два от
нерешимости (плакал он довольно часто). По вечерам же, то-есть в беседке,
лицо его как-то невольно стало выражать нечто капризное и насмешливое,
нечто кокетливое и в то же время высокомерное. Это как-то нечаянно,
невольно делается, и даже чем благороднее человек, тем оно и заметнее. Бог