"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

в люди вытащить. Оба интриганы.
- И, говорят, двумя годами старше его?
- Пятью. Мать ее в Москве хвост обшлепала у меня на пороге; на балы ко
мне, при Всеволоде Николаевиче, как из милости напрашивалась. А эта бывало
всю ночь одна в углу сидит без танцев, со своею бирюзовою мухой на лбу,
так что я уж в третьем часу, только из жалости, ей первого кавалера
посылаю. Ей тогда двадцать пять лет уже было, а ее всё как девченку в
коротеньком платьице вывозили. Их пускать к себе стало неприлично.
- Эту муху я точно вижу.
- Я вам говорю, я приехала и прямо на интригу наткнулась. Вы ведь читали
сейчас письмо Дроздовой, что могло быть яснее? Что же застаю? Сама же эта
дура Дроздова, - она всегда только дурой была, - вдруг смотрит
вопросительно! зачем, дескать, я приехала? Можете представить, как я была
удивлена! Гляжу, а тут финтит эта Лембке и при ней этот кузен, старика
Дроздова племянник - всё ясно! Разумеется, я мигом всё переделала, и
Прасковья опять на моей стороне, но интрига, интрига!
- Которую вы однако же победили. О, вы Бисмарк!
- Не будучи Бисмарком, я способна однако же рассмотреть фальшь и глупость
где встречу. Лембке, это - фальшь, а Прасковья - глупость. Редко я
встречала более раскисшую женщину, и вдобавок ноги распухли, и вдобавок
добра. Что может быть глупее глупого добряка?
- Злой дурак, ma bonne amie, злой дурак еще глупее, - благородно
оппонировал Степан Трофимович.
- Вы может быть и правы, вы ведь Лизу помните?
- Charmante enfant!
- Но теперь уже не enfant, а женщина и женщина с характером. Благородная и
пылкая, и люблю в ней, что матери не спускает, доверчивой дуре. Тут из-за
этого кузена чуть не вышла история.
- Ба, да ведь и в самом деле он Лизавете Николаевне совсем не родня...
Виды что ли имеет?
- Видите, это молодой офицер, очень неразговорчивый, даже скромный. Я
всегда желаю быть справедливою. Мне кажется, он сам против всей этой
интриги и ничего не желает, а финтила только Лембке. Очень уважал Nicolas.
Вы понимаете, всё дело зависит от Лизы, но я ее в превосходных отношениях
к Nicolas оставила, я он сам обещался мне непременно приехать к нам в
ноябре. Стало быть интригует тут одна Лембке, а Прасковья только слепая
женщина. Вдруг говорит мне, что все мои подозрения - фантазия; я в глаза
ей отвечаю, что она дура. Я на страшном суде готова подтвердить! И если бы
не просьбы Nicolas, чтоб я оставила до времени, то я бы не уехала оттуда,
не обнаружив эту фальшивую женщину. Она у графа К. чрез Nicolas
заискивала, она сына с матерью хотела разделить. Но Лиза на нашей стороне,
а с Прасковьей я сговорилась. Вы знаете, ей Кармазинов родственник?
- Как? Родственник мадам фон-Лембке?
- Ну да, ей. Дальний.
- Кармазинов, нувеллист?
- Ну да, писатель, чего вы удивляетесь? Конечно, он сам себя почитает
великим. Надутая тварь! Она с ним вместе приедет, а теперь там с ним
носится. Она намерена что-то завести здесь, литературные собрания
какие-то. Он на месяц приедет, последнее имение продавать здесь хочет. Я
чуть было не встретилась с ним в Швейцарии и очень того не желала. Впрочем