"Михаэль Дорфман. Мидраш о еврейском творчестве" - читать интересную книгу автора

авторов-евреев? Если оно не связано с определенной религиозной
принадлежностью, скажем, если автор - атеист, скептик или агностик,
признающий самоценность понятия "светский еврей", то какие аспекты
еврейского творчества необходимо исследовать?
Одним из ответов, будет идея Гарольда Блума о "смысле странствий". Блум
рассматривает еврейское творчество, как "синекдоху (то есть перенос значения
с части на целое или наоборот) всех метаморфоз еврейского изгнания на
достижение успеха". Здесь Блум делает важное обобщение:
"Странствующий народ преподает себе и другим урок смысла странствий.
Странствие вынуждает к множеству изменений в способах интерпретации,
имеющихся в распоряжении Запада" [13].
Такое определение больше подходит для современной еврейской литературы,
чем любое традиционное религиозное определение. Странствия и изменения
предполагают движение, процесс, изменение состояния. Но тогда вопрос в том,
насколько далеко может еврейский автор зайти, насколько он может измениться,
чтобы уход не стал слишком далеким, а изменение - слишком большим?
Разумеется, диапазон ответов на этот вопрос огромен. Один, крайний
ответ, дается Жабэ, известным непомерным стремлением сочетать писательство с
иудаизмом. Он, гласит: "Одно и то же ожидание, одна и та же надежда, одно и
то же преодоление". Здесь современное единство, выраженное раньше в
еврейском кредо "Шма Исраэль - Слушай Израиль, Господь Бог, Господь единый".
Жабэ верит, по крайней мере, для себя, что процесс писательства когерентен
процессу выявления своей еврейской идентификации. Поскольку Жабэ определяет
современность, как открытость, то основным условием создания еврейской книги
является открытая индивидуализированная самоидентификация. Жабэ отмечает,
что метонимическая цепочка современность->открытость->книга->автор->еврей
определяет процессы странствий и трансформации.


5

В эссе о Жабэ, Жак Деррида рассуждает о наличии негативной теологии и
"атеологии". Для него, как и для Жабэ, современная еврейская литература
состоит из "бесконечных сомнений и колебаний между отрицательной теологией и
позитивным утверждением игры". На идеи Деррида о "смысле еврейского
скитания", как и на идеи Блума, сильно влияют труды их предшественников
Гершома Шолема и Вальтера Биньямина, развивающих аналогичные идеи. Биньямин
в своей интерпретации Кафки рассуждает об изменяющемся и непостоянном
соотношении между еврейским законом галлаха и преданием аггада, а Шолем
много пишет о пропорции между благоговением к преданию и ритуалу и между
самонадеянностью и бесцеремонностью каббалистических интерпретаторов в
обращении с текстом и аллегориями. Впрочем, не все согласны с такой
интерпретацией. Следует учесть и начавшееся в 60-70-е годы возрождение
традиционной еврейской учености, например книги р. Ш. - Й. Соловейчика.
Дэвид Стерн отмечает, что "разница между всеми концепциями не нова, как и
многообразие еврейских интерпретаций в прошлом" [14].
Рассуждая о "смысле странствий", невозможно обойти стороной и другое
фундаментальное еврейское понятие: - изгнание - галут. Принятые в разных
версиях иудаизма обобщения здесь не годятся, поскольку литература, в отличие
от фольклора, - - явление индивидуальное, а следовательно, эти понятия - -