"Михаэль Дорфман. Башевис-Зингер: Портрет, который ни в какие рамки не укладывается" - читать интересную книгу автора

Башевис-Зингера постоянно сопровождали разговоры об отсутствии
лояльности и о непорядочности, постоянные скандалы и тяжбы с редакторами и
издателями. Писатель был полностью "неподконтролен", отказывал в пресловутом
"эксклюзиве" на свое творчество кому бы то ни было. Как известно, талант
далеко не всегда сопровождается корректностью и порядочностью. Всеми
правдами и неправдами писатель сопротивлялся диктату и закабалению, с
удивительным постоянством пренебрегал так называемыми кодами
"интеллектуальной собственности", защищающими капиталистический рынок и
монополии отрасли, но никак не авторов и творцов. Всемирная слава писателя
свидетельствует лишь о том, что он выбрал правильную стратегию.


* * *

Влияние Башевис-Зингера на очень разных американских авторов-евреев
младших поколений выражено ясней. Очень разные авторы, из разных поколений -
Синтия Озик и Джонатан Сэфран-Фоэр - и вовсе сделали Башевис-Зингера
прототипом своих героев. Синтия Озик озаглавила свое эссе о творчестве
Башевис-Зингера "Книга творения" - так называется библейская "Книга Бытия"
по-английски, а писателя она назвала Американским хозяином (мастером) Книги
творения. Озик, если и известна русскому читателю, то в основном по ее
резким произраильским заявлениям. Между тем в начале 60-х она считалась
"надеждой американской еврейской литературы" и ее творчество и
художественные идеи во многом определили пути в творчестве целого
направления еврейских авторов, предвосхитили основные векторы общественной
жизни американского еврейства. "Если мы будем дуть в шофар (ритуальный рог,
применяемый евреями для богослужений. - Авт.) по-еврейски, в устье, то наш
голос прозвучит громко, - писала Синтия Озик в 1970 году в эссе "К новому
идишу", - Если же мы будем искать общечеловеческие смыслы, то это подобно
попытке дуть в широкую часть шофара: нас не услышат вовсе". Озик призывала к
созданию "нового идиша" на основе английского языка, к переосмыслению
еврейской литературы как постоянного тела диаспоры, по аналогии с тем, как
талмудическая литература стала телом и смыслом иудейской религии за 2000 лет
до того.
На тривиальный вопрос: а к какой литературе отнести Башевис-Зингера - к
еврейской, американской или польской? - можно было бы не отвечать, поскольку
его книги давно вошли в сокровищницу литературы мировой. Башевис-Зингер,
несомненно, еврейский писатель, его труды глубоко еврейские, несут в себе
особый парадоксальный еврейский юмор, чудесное мировосприятие, передаваемое
нашим народом через столетия, языки и страны. Источники его творчества - в
мире хасидских легенд, фольклора учеников йешив, народных суеверий.
Несомненно, что "горячими" темам его молодости были Шопенгауэр, Фрейд,
Ницше, Кафка, вернувшие в оборот бессознательное и иррациональное. Говорили
о влиянии отца - полубезумного еврейского школяра, посвятившего жизнь
вычислению точной даты прихода мессии. Башевис-Зингер был современником
Гершома Шолема, открывшего миру огромную роль мистических тайных учений в
еврейском сознании. Творчество Башевис-Зингера сравнивали со сложным
символизмом израильского лауреата Нобелевской премии Ш. - Й. Агнона, с
язычеством Йонатана Ратоша и Бердичевского, с Шагалом.
Что касается последнего, рассказывают, что как-то Башевис-Зингера