"Михаэль Дорфман. Башевис-Зингер: Портрет, который ни в какие рамки не укладывается" - читать интересную книгу автора

литературы. В некоторых еврейских литературных кругах Башевис-Зингера
рассматривали как "изменника Израиля" - по названию одного из его рассказов.
"Изменял" писатель лишь по отношению к привычным шаблонам идишистской
литературы. Создавая свой мир, Башевис-Зингер пренебрегал веками
устоявшимися искусственными границами между ученым и простонародным, между
законом и преданием, между кодексом-галахой и мифом-сказкой-агадой.
Рационалисты уличали писателя в вере в духов и бесов, хуже того, в
манипулировании мрачной языческой мистикой, оплодотворявшей в первой
половине ХХ века тоталитарные националистические движения во всем мире.


* * *

В благодарственной телеграмме Нобелевскому комитету по случаю получения
Нобелевской премии писатель пишет: "(Нобелевская премия) - чудесный сюрприз
не только мне, но и всем читателям на идише". Известный тщательным выбором
выражений, писатель намекает: не писателям и не литературе. С читателями у
Башевис-Зингера тоже все складывалось непросто. Он скоро обнаружил, что в
Америке не существует широкой читательской аудитории, подобной той, к
которой он привык в Польше. Писать на "птичьем" языке евреев нью-йоркских,
чикагских или бостонских улиц писатель считал ниже своего достоинства.
Башевис-Зингер негативно отзывался об "американском" идише и творчестве
американских идишистских еврейских писателей, считая его искаженным
"идглиш". "Башевис был в ужасе от состояния идиша в Америке, считал это
декадансом и извращением, - рассказывает редактор собрания сочинений Зингера
профессор Илан Ставанс, автор книг о трансформации языка идиш в Латинской
Америке. - Он писал на "космополитическом", по его мнению, идише. /.../
Хотя, разумеется, он не был абсолютно прав. Преобразование эмигрантского
языка (креолизация) - процесс естественный. Точно так же идиш преображался,
смешиваясь с испанским в Латинской Америке. Но идиш - один из немногих
языков, чье развитие было прервано искусственно. Возьмите испанский язык в
США. Он стремительно креолизуется, превращаясь в Spenglish. И если процесс
будет продолжаться, то лет через сто на "спэнглише" вполне возможна высокая
литература".
Башевис-Зингер однажды писал, как почувствовал, будто читатель предал
его. Писатель не побоялся вступить в конфронтацию со всей американской
литературой на идише. Он вернулся к традиционным, буквально самым первым
литературным техникам на идише - к монологу. Ведь идиш начинался как
разговорный язык. Именно в монологе существовал наибольший выбор
изобразительных средств. Классики литературы Менделе Мойхер-Сфорим,
Шолом-Алейхем и И. - Л. Перец тоже широко использовали монолог.
Башевис-Зингер был настолько традиционным, что стал новатором. Он создал
удивительную серию, казалось бы, традиционных монологов. Но здесь читателя
ожидал сюрприз. Оточенный, полный еврейской учености, замечательных идиом
монолог произносит... дьявол. Еще более необычно для писателей на идише
свободное и откровенное описание сексуальных отношений, любви и страсти.
Появившись по-английски, рассказы Башевис-Зингера сразу завоевали
обширную аудиторию, о которой он не смел бы мечтать в среде читателей на
идише. Там просто не знали о еврейских спорах. На одном из первых его
публичных появлений перед говорящей по-английски публикой писателя запросто