"Е.В.А.Дор(Дорошкевич). Крик Дафэна " - читать интересную книгу автора

Тишина. Смятая постель, как брошенная скорлупа. Хоронить было некого.
Бабушка ушла навсегда.
Пытаясь подавить панический, безотчётный страх, соседи суеверно поставили на
кладбище крест, хоть под ним никто и не лежал. Пустое, ни о чём не
говорившее сочетание букв на могильной табличке так и не стало именем
умершей. Моей бабушки.

Васька меня сторонился, но я на него не обижалась. Он совсем вырос и, как
мне казалось, поглупел (пустой накал и мнимая чувственность, бесполезное
сотрясание воздуха - нашёптывал мне на ухо ветер). Мечтал выиграть первое
место хоть в чём-нибудь, к тому же влюбился в новенькую девчонку из
параллельного класса. Хм!.. Попался на смесь томной взрослой походки и
лживо-наивного взгляда.
Мы почти не встречались.
Но иногда... Иногда случались сиреневые сказочные вечера, когда мы, как
раньше, притягивались друг к другу и, без слов, убегали к старому омуту.
Корявые толстые ивы, вздыхая, полоскали в воде струящиеся ветки, а между
корнями мельтешили крохотные рыбки-синехвостки вперемешку с зыбкими
солнечными зайчиками. Мы говорили ни о чём и обо всём, а потом долго
молчали, чертя на песке какие-то неведомые символы. Под неуловимой
насекомостью этих знаков мне чудилось живое существо, разорванное на куски и
разбросанное по выдуманному лесу, знавшее скрытую причину нашего отчуждения,
но неспособное воспроизвести её из-за непреодолимого барьера - зеркального
отражения несуществующего ландшафта. Про бабушку Васька старался не
вспоминать, как-то неловко обходя эту тему. Да и прилетавшие птицы вызывали
у него теперь безотчётное раздражение. Болен, как так?.. - взволнованно
вопрошали они меня. Я вздыхала - если бы! - а впрочем, лучше бы было так. Он
же косился на них, хмурился, кусал губу, потом резко взмахивал руками,
отгоняя птах на высокие ветки. То, что когда-то радовало и волновало,
обернулось некой запретной темой, разрушавшей привычный и такой понятный для
него мир, не требовавший верить и любить всем сердцем.
Но эти встречи случались редко, а потом и совсем прекратились. Тропинка к
омуту затерялась среди разросшегося кустарника. Васька поступил в институт и
перебрался жить в центр, в общежитие, забыв не только обо мне, но и о своей
матери. Она замкнулась, не желая делиться своим горьким одиночеством. Я так
и не смогла ей помочь, да и как тут чужую тоску осилить, руками развести,
если своё собственное одиночество не давало вздохнуть, иногда всплывая во
мне с такой силой, что несколько дней могли тянуться месяцами, с усилием
передвигая сопротивляющиеся стрелки часов.
Только Лес ждал меня всегда, оставаясь самым надежным и желанным местом.
С ним мы были знакомы давно. Так давно, что время уже не имело значения,
превратясь в немую бессмысленность описывать первое мгновение, когда Он
позвал меня.
Однажды, как и предсказывала бабушка (как же она была права!), всё
изменилось: сначала шелест листьев приобрёл живую, дрожащую трепетность,
ощутимую почти физически, звуки и запахи вспыхнули, усилились и захлестнули,
наполняя душу радостным ожиданием грядущего.
Лес стал другим.
Теперь и всегда... Теперь всегда, когда бы я ни окуналась в его влажное
бархатное величие, он принимал меня в себя, поглощая без остатка, прорываясь