"Флоринда Доннер. Жизнь-в-сновидении" - читать интересную книгу автора

означать только одно, - подумала я и тут же отбросила эту
мысль как совершенно нелепую.
Я была настолько поглощена этими мыслями, что перестала
прислушиваться к его словам. Он продолжал что-то объяснять о
потерянном мною дне, но до меня доходили одни обрывки. Должно
быть, я смотрела на него пустыми глазами, потому что внезапно
он оборвал речь.
- Ты не слушаешь, - строго заметил он.
- Что вы со мной делали, пока я находилась в трансе? -
выпалила я в ответ.
Это прозвучало не как вопрос, но как обвинение.
Я тут же испугалась своих слов, потому что они не были
обдуманным заявлением: слова вырвались у меня просто сами по
себе. Мариано Аурелиано был удивлен еще больше. Вначале широко
раскрыв глаза от изумления, он затем чуть не задохнулся в
приступе смеха.
- Не в наших правилах пользоваться беззащитностью
маленьких девочек, - заверил он меня.
Его слова не только дышали искренностью, но, похоже, его
даже оскорбило мое обвинение.
- Эсперанса рассказала тебе, кто мы такие. Мы люди очень
серьезные, - подчеркнул он и тут же насмешливо добавил:
- И мы заняты делом.
- Каким таким делом? - воинственно спросила я. -
Эсперанса не говорила мне, чего вы от меня хотите.
- Нет, говорила, - отрезал он с такой убежденностью, что
на минуту я задумалась, не прятался ли он где-нибудь в патио,
подслушивая наш разговор. С него станется.
- Эсперанса сказала, что тебе было указано на нас, -
продолжал он.- И теперь нас это гонит так же, как тебя гонит
страх.
- Никто и ничто меня не гонит, - выкрикнула я,
совершенно забыв о том, что он так и не сказал, чего они от
меня хотят.
Нимало не потревоженный вспышкой моей ярости, он сказал,
что Эсперанса очень ясно дала мне понять, что с этого момента в
их обязанность входит мое воспитание.
- Мое воспитание! - завопила я. - Да вы спятили! Я уже
получила все воспитание, которое мне нужно!
Не обращая внимания на мою вспышку, он продолжал
объяснять, что это их общая обязанность, и понимаю я это или
нет, не имеет для них никакого значения.
Я уставилась на него, не в силах скрыть ужаса. Никогда
прежде я не слышала, чтобы кто-нибудь высказывался с таким
невозмутимым безразличием и в то же время с такой серьезностью.
Стараясь не подавать виду, как я встревожена, я попыталась
придать своему голосу оттенок мужества, которого у меня отнюдь
не было, и спросила:
- Что вы имеете в виду, говоря, что собираетесь меня
воспитывать?