"Юрий Домбровский. Деревянный дом на улице Гоголя" - читать интересную книгу автора

Каратаев, но он состоял председателем Союза писателей Казахстана и мог
уделять журналу только считанные часы в неделю - вот Бочарникова и попросили
помочь; просто сказали: бери редакционный портфель, садись и принимай почту,
людей, разговаривай с начинающими, а там посмотрим, как и что, и добрый
человек Ваня Бочарников пришел, забрал портфель, сел и вот сидит здесь
второй месяц, и непонятно, что будет дальше - так, по крайней мере, я понял
сложившуюся ситуацию и искренне посочувствовал ему. Он слегка пожал плечами
- что, мол, поделаешь? - и снова стал листать мою рукопись. Листал и по
временам остро взглядывал на меня. Тут я понял, что он одновременно как бы
делает три дела: с профессиональной быстротой и сноровкою просматривает
рукопись, выхватывая то абзац, то десяток строк, разговаривает со мной,
размышляет, что ему делать со мной дальше: может быть, просто отослать меня
с рукописью в КИХЛ - Казахстанское издательство художественной литературы -
это ведь его дело издавать исторические романы. "Державин, Державин", -
бормотал он задумчиво. - "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя,
благословил". Ну как же, как же, еще у Репина есть такая картина! В этом
году был юбилей! А где это тут у вас? - он остановился и прочел самый конец:
"Стоп! тридцатая верста! Ветер бил в лицо, и вереск под ветром звенел как
стеклянный. Жизнь или смерть? Он сломал печать на пакете. Конец". Почему же
конец? Где же лицей? Пушкин-то где?
Я ответил ему, что это еще не тот Державин, мой Державин стихов не
пишет. Разве так что-то кропает себе в тетрадь.
- Так что же, разве их два было? - спросил он озадаченно. - А вот этот
кто же такой?
Я ответил, что нет. Державин-то был один, Гаврила Романович, но тут он
еще не старик, а молодой, ему не стукнуло и тридцати.
- Тридцать, это уже не молодой! - резонно ответил мне Бочарников, -
молодой, это до тридцати (ему недавно самому стукнуло тридцать), - ну и что
же он у вас тут делает? И при чем степь? Зачем печать на пакете?
Я объяснил ему, что тут он у меня поручик. Родился, живет и служит в
Казани. Хочет сделать карьеру, попасть в "случай". - А время-то подходящее:
пугачевщина, паника, войска бегут, и вот поручик предлагает генералу
Бибикову, который возглавляет правительственную комиссию, похитить Пугачева.
Подослать к нему лазутчиков, заманить и схватить. Из этого, как известно,
ничего не вышло. Державин ловчил, хитрил, интриговал, а в результате совсем
запутался, рассорился со всеми, насвоевольничал, а тут и его покровитель
Бибиков умер, и новый генерал обещал повесить поручика на одном суку с
Пугачевым. К счастью, и из этого тоже ничего не получилось. Державин бросил
все и уехал в Петербург. На этом и должен кончаться роман о молодом
карьеристе. Я же представил только начало - сорок страниц.
- Ага, так это, значит, не конец, а начало, - понял Бочарников. - А до
конца-то еще ого-го! Как говорится, "курочка в гнезде", - он закрыл папку с
рукописью, подержал ее на весу, как бы примериваясь, что с ней делать: то ли
мне возвратить, то ли показывать еще кому - и вдруг решительно сунул в
портфель.
- Ладно, - сказал он. - Дам кое-кому, посмотрим. Заходите через
недельку, - еще посмотрел на меня, подумал что-то и спросил, где я работаю.
В библиотеке или меня уволили оттуда? Я сказал, что в библиотеке я не
работаю, я преподаю литературу в старших классах.
- А-а, - засмеялся он. - Так вот откуда у вас Державин. Да, да, теперь