"Юрий Домбровский. Деревянный дом на улице Гоголя" - читать интересную книгу автора

заговорил об этом же сам.
- Не знаю, - сказал он медленно и задумчиво, - сам думал об этом
"грустно и легко", но... не знаю! Вот после того, как вышел на пенсию, я
стал набрасывать что-то из прошлого. Не мемуары, нет, бог с ними! Куда мне!
А так - всякие заметочки о нашем городе, революции, тогдашнем комсомоле.
Ведь городок-то, в каком я родился, был крошечный - Галич, - а сколько я в
нем всего пережил! Так ведь жаль, если все это пропадет-то! И вот
представляете, пишу и испытываю то же самое - грустно и легко. А потом я
подумал, что это, пожалуй, законно - легко, потому что вспоминаю молодость,
ну а грустно оттого, что она прошла, и вот я старик, пенсионер, седина...
Может быть, так, а?
Он сидел за столом, тянул рислинг и смотрел мне в лицо умными, живыми и
ничуть не печальными глазами. Мир праху вашему, Николай Александрович,
талантливый писатель, прекрасный редактор и просто добрый, честный человек!
Потом я узнал кое-что из его прошлого. Воспоминания Верховский все-таки
написал, и они появились уже посмертно в 8 номере "Нового мира" за 1970 год
под заглавием "В лесном Заволжье". Во вступительной заметке к публикации
редакция писала: "Николай Александрович Верховский (1902-1969) - публицист и
очеркист - хорошо знаком читателю "Нового мира".
...Он прошел нелегкий путь и в жизни и в журналистике. Комсомолец с
20-го года и с 1925 - коммунист, А. Верховский сохранил до последнего своего
часа молодость духа, по-хорошему беспокойный характер, не дававший ему - уже
далеко не молодому человеку - безучастно взирать на недостатки, равнодушно
проходить мимо нового, замечательного в нашей действительности.
Незадолго до своей кончины, словно чуя ее, Николай Александрович
побывал в родных верхневолжских краях, где прошла его боевая комсомольская
юность, и принес в редакцию свои очерки.
Печатая эти его посмертные очерки, редакция отдала должное его памяти,
памяти литератора-большевика".
"Люблю страну отцов - родную землю, горжусь богатой родословной своего
исконно русского древнего Галича", - так начиналась эта его последняя
статья. А у Алма-Аты, в которой он жил и работал, не было богатой
родословной, и поэтому он просто любил ее - и все! Как любил и знал весь
Казахстан целиком. Ведь в родном городе Галиче он (и то как бы предчувствуя
конец) побывал только перед самой смертью, а в Казахстане прожил последние
сорок лет и всегда возвращался к нему, как бы далеко ни забрасывала его
судьба (а она к нему не была доброй!). Но тогда, летом 1937 года, я знал
только то, что редактору пришлось из-за меня не то с кем-то разговаривать,
не то даже писать какую-то объяснительную, и поэтому, когда Бочарников
спросил о статье, я даже смутился. Статью все хвалили, но продолжали считать
ее - как бы сказать? - скандальной, что ли! Не то я что-то в ней напутал, не
то кого-то не того задел, не то неловко выразился. В общем, я молча кивнул
головой, и тут Бочарников рассмеялся.
- Прекрасная статья! - сказал он раскатисто. - Я эту статью в "Труде"
напечатал бы! Интересная статья!
И тут я узнал от него, что он спецкор "Труда" по Казахстану, а в этой
профсоюзной комнате появился как бы по совместительству. Прежний
ответственный секретарь Всеволод Вязовский не то сбежал, не то еще что-то с
ним случилось, в общем, он поехал в отпуск на Украину, да так и не вернулся,
альманах остался фактически беспризорным. Правда, был еще редактор М.