"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

он: "Скажите настоятелю, пусть он с обедней пока не беспокоится. Владыка все
переменил. Я повещу, если надо. А не повещу, так и беспокоиться не о чем".
Вот так, с кондачка, и поступают наши Нероны и Калигулы. И ведь не спросишь!
Владыка приказал, вот и весь их сказ.
- Так, может, еще повестит, - робко предположил Николай.
- Да, жди! - фыркнул отец и прошел вслед за Феклой в столовую.
На выборах в предводители дворянства отец не служил. Служил какой-то А.
А. В. - а кто он, (ученым) неизвестно (и по сю пору).

А еще через несколько месяцев, в мае 1853 года, Николай увидел
преосвященного совсем в ином виде и качестве, и это было поистине как бы
явление владыки народу. Он сразу же подал записку, но она не пошла, и
"Нижегородские ведомости" об этом событии ничего не написали.
В этот день Щепотьев срочно, через посыльного, вызвал к себе Николая на
дом. Когда Николай вошел, редактор сидел за огромным письменным столом и
просматривал какие-то листки. И стол, и хозяин, и вместительное кресло, в
котором он сидел, - все было словно вырублено из одного куска мореного дуба.
Все было дубовое, квадратное, черное, топорное и тупое, тупое, нетленное.
("Это был субъект, - напишет потом Николай, - сокрушивший все мои логические
построения".)
- Здравствуйте, Николай Александрович, - сказал Щепотьев. -
Присаживайтесь. Ну, у вас, я слышал, все здоровы? Слава Богу! - он положил
листки на стол. - Голос у него был глухой, но отчетливый. Каждое слово
вылетало отдельно ("Голос его напоминал звук обуха, вбивающего долото в
дерево"). Значит, вот что. Надо срочно дать статейку о спектакле в
Благородном собрании.
"Ах, вот как! - понял Николай. - Значит, все-таки дать надо!
Прекрасно!" Такую статью он уже раз написал, но она бесследно исчезла в
объемистых кожаных папках редактора, - и с тех пор о ней Щепотьев не
упоминал ни разу.
- Но ведь я... - начал Николай.
Щепотьев закрыл на какую-то долю секунды глаза, потом открыл их и
уставил на Николая свой обычный неподвижный и незрячий взгляд.
- Да, вы уже однажды написали статью, - согласился он, - вот она, - он
протянул Николаю листки, - но ведь ее сегодня не напечатаешь - там другой
репертуар, так ведь?
- Так, - согласился Николай.
- Ну вот, а княгиня Марья Алексеевна, наша бывшая милая соседка,
настаивает, чтобы статью написали именно вы, Николай Александрович. Он, мол,
все у нас знает, несколько раз был на наших репетициях... Я ответил - ну и
прекрасно, сейчас посылаю за Николаем Александровичем. И вот...
Загадочные глаза Щепотьева были по-прежнему мертвы и застойны, но
Николай знал их необычайную приметливость и зоркость. И восковая
неподвижность лица его тоже была одной видимостью. В мозгу чиновника особых
поручений непрерывно вращались и скрещивались круги необычайной машины
схоластика XIII века Реймонда Луллия. "Значит, вот в чем дело, - понял он, -
княгиня Марья Алексеевна Трубецкая и с ней сиятельные участники благородных
спектаклей навалились скопом на Александра Ивановича".
Так оно и было. К редактору пришли любители. Все шкиперские трубки -
неважно то, что они никогда не видели моря (Волга тоже ведь не маленькая),