"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

объясняться не стал.
(Через тридцать с лишним лет Чернышевский об этом Паисий напишет так:
"Стоявший ниже всех других профессоров... одаренный способностью сбиваться в
выражениях так, что конец фразы противоречил ее началу... отвлекавшийся в
бесконечные рассуждения глупые о всем на свете... он служил предметом смеха
и для товарищей своих и для учеников".)
А через несколько дней владыка крупно поговорил с его отцом.
- Нельзя так, сударь, - кричал и стучал владыка (сударь, а не отец
Александр). - Непорядок это! Небрежение! Исправьте и доложите! Я проверю.
А когда отец уже шел к выходу, вдруг крикнул:
- А в воскресенье прошу служить со мною в соборе по случаю баллотировки
дворянства.
Служить с владыкой в кафедральном соборе да еще по такому случаю, было
большой честью, и отец пришел домой возбужденный и просветленный.
- Вот тут-то, - сказал он сыну, - и постигается разница между властью
духовной - отеческой и святой. Владыка прогневался, накричал, но тут же
обласкал и приблизил. А губернские, те только орать горазды. У них небось
вон какие глотки.
В тот же день отец послал за парикмахером - подправить волосы и бороду,
вынул из шкафа и осмотрел недавно сшитую тонкую фиолетовую рясу из
настоящего китайского шелка, отдал Фекле и приказал вычистить и погладить
через тонкую тряпку бархатную скуфейку - и после, облаченный во все это,
долго и величественно поворачивался перед зеркалом. И Николай через
приоткрытую дверь любовался отцом - высоким, плечистым, с львиной гривой и
истинно святительской бородой. Послали по знакомым - пригласить их на
торжественную епископскую обедню. Монахиням, в течение трех месяцев
кропотливо вышивающим новый Орлец - коврик с орлом, взмывающим над городом
(его всегда стелют в церкви, если служит владыка), - строго приказали
кончить все за два дня.
Отец Крылов полез на звонницу. Один из малых колоколов - тарелочек -
дребезжал и вроде был с трещинкой.
Отец зачем-то послал к нелюбимому им протоиерею Лебединскому пономаря
Авксентия Васильевича, а сам надел широкую поповскую шляпу из соломки и,
опираясь на пасторскую трость, отправился в собор послушать спевку хора.
Словом, все готовились и кипели.
А затем вдруг что-то произошло. Быстро, каким-то чуть не воровским
шагом вернулся Авксентий Васильевич, но не пошел в комнаты, а зашел на
кухню, спросил Феклу, где хозяин, и тут же как провалился сквозь пол. А
через полчаса вернулся, прошел в кабинет и щелкнул ключом. Дом замер в
предчувствии и ожиданиях. Отец сидел в кабинете долго и безмолвно. Потом
вышел, встретил в коридоре Николая и сказал горько:
- Я ж всегда говорил, что он тиран.
Николай промолчал, потому что не знал, о ком это, стоящая же сзади с
тарелками Фекла быстро и охотно подтвердила:
- Так точно, батюшка Александр Иванович. Отец сверкнул на нее глазом и
объяснил:
- Лебединский тиран. Нерон и Калигула древних! - ("Калигула никогда не
спал более трех часов. Злые и честолюбцы спят мало" - было напечатано
недавно в "Нижегородских ведомостях". Лебединский и верно страдал
бессонницей.) - Я послал за ним - не хочет ли, мол, служить на заутренне - а