"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

- А к чему это мне, - пожал плечами Лаврский, - я эти штуки... - И
вдруг понял и вскрикнул: - Ах, значит, вы им взысканы лично? Увидел и
отметил? Ну, тогда другое дело. Да, это уж не за бабочек благодарность
получать.
Николай быстро взглянул на Сахарова. Стрела метила в двух, даже в трех
человек. Леонид Иванович, жертвуя свою коллекцию правлению семинарии,
приложил к ней письменно благодарность четырем своим помощникам - Лаврский и
Николай были в их числе. Однако Сахаров как будто ничего не расслышал или не
понял. Он взял из рук Николая молитвенник и стал его листать.
- А вы, Леонид Иванович, хорошенько посмотрите, - сказал Лаврский, -
может, там через каждые десять листиков по синенькой. А что? Очень может
быть. Вы знаете историю станционного смотрителя и его императорского
величества, ныне благополучно царствующего?
- Валерьян Викторович, - с мягким укором покачал головой Сахаров.
- Да нет-нет, я не какой-нибудь там пасквилянт, - засмеялся Лаврский. -
Это анекдот самый что ни есть патриотический, с верноподданнической слезой.
Можно?
- Ну, к чему?
- А для примера и поучения. Так вот. Следует ныне благополучно
царствующий император Николай I по проселочной дороге, и попадается ему
станция, такая милая, захудалая, но все равно изволил остановиться и
милостиво проследовать в комнаты. А на пороге смотритель ни жив ни мертв:
- Ва-ва-ва...
- Ну, ну, не обмирай, что я, волк, что ли? Вот принимай гостя,
показывай, как живешь, как служишь.
Ну, все кругом беленькое, чистенькое, везде иконы с лампадками, а на
столе в хозяйских покоях - Библия.
- Что, Священное Писание читаешь? - спрашивает государь.
- Так точно.
- И часто?
- Каждый день после работы, ва-ва-ва...
- Похвально. И доколе же дочитал?
- Четвертую книгу судей кончаю, ва-ва-ва...
- Молодец, хвалю! Пришли ко мне адъютанта. Вошла прислуга с шипящей
сковородой.
- Ну, что же, - сказал хозяин, снимая фанерный лист со стола и
засучивая рукава, - закусим, господа, после трудов праведных. А мне по
грехам и по человеческой слабости, кроме того, еще положено... - И он
щелкнул по запотевшему со слезой графинчику. Рядом с ним стояла рюмка. Одна.
- Вас, господа, не угощаю, ибо еще успеете. Это уж мне по старости лет.
Про старость он говорил всегда. И когда, бывало, с сачком и
ботанизиркой выходил на охоту за бабочками, то обязательно надевал мундир.
"А то захватят и высекут, - подмигивал он своим ученикам, - это на
старости-то лет! Опозорю семинарию!" И верно, если бы его без мундира
захватили в чужом саду, когда он, забыв все, топтал грядки, ломал кусты, то
доставили бы в часть. Нижний Новгород был грязный, сонный, пьяный городишко.
Весною и осенью по нему ни проехать ни пройти. Будочника не докличешься,
околоточного не найдешь, но нравы в нем были строгие, а полиция суровая. И
если невзначай без чинов и бумажек попадешь ей в руки, то не обессудь - и в
холодной насидишься, а то еще и так спину распишут для памяти, что неделю