"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

- Что же запоздали-то? Ну садитесь, садитесь. Я Калерии яишенку с луком
заказал, вот сейчас кончим, а то с полдня сидим, не разгибаясь.
- А что такое? - спросил Николай.
- Да вот пожинаем плоды своего небрежения, как говорит наш Паисий.
Поленился как следует протравить ящик да заклеил его неплотно, ну и завелась
всякая дрянь. Половину теперь приходится выкидывать, а то все пропадет. А
жаль! Такие красавицы есть! Вот, например... - Он осторожно за булавку
поднял оранжевого мотылька. Это был великолепный экземпляр махаона с
распущенными узорчатыми крылышками, выкроенными так точно и остро, что,
казалось, об них можно обрезаться, с черными пиками на концах их.
Под лампой мотылек сверкал и переливался, как дорогая мозаика, то
багрянцем, то темно-синими зеркальцами, такими насыщенными, что синева их
ударяла в чернь, то чистой желтизной, и вообще был он таким ворсистым, что
по нему, как по вышивке, хотелось провести пальцем.
- Ну, хоть этот красавец цел, - сказал Сахаров, передавая бабочку
Лаврскому. - Наколите ее посредине. Рядом придется поместить аврору или
кофейницу. Иначе не поместятся. Так что же вы так припоздали, Николай
Александрович?
- А Николай Александрович сегодня с папенькой ездили-с его
преосвященство встречать, - усмехнулся Лаврский.
Тон был не злой, но с легкой подковырочкой.
- Ах, так, значит, все-таки наконец приехал владыка. Ну, ну, каков он?
- спросил Сахаров заинтересованно. - Рассказывайте!
Рассказывать под насмешливым взглядом Лаврского не хотелось. Насмешек
его Николай боялся по-настоящему. Поэтому он только пожал плечами.
- Человек.
- Ну, конечно, не архангел Гавриил, - ржанул Лаврский. - Хотя
ангельский чин, кажется, имеет. Николай опять пожал плечами.
- А при чем тут это?
- А при том. Помните у Пушкина: "Я телом ангел, муж душой - но что ты
делаешь со мной - я тело в душу превращаю". Вот и про этого святителя тоже
кое-что говорят подобное.
К такому тону Лаврского Николай привык давно - но сейчас он ему не
понравился.
- Во-первых, у Пушкина не ангел, а евнух, - сказал он сухо, - а
во-вторых...
- А неважно, неважно, - отмахнулся Валерьян, - это по-разному в разных
списках читается. А потом: разве ангел не евнух? Ведь Паисий объяснял нам,
что у ангелов нет пола, значит...
Паисий, профессор богословия, был анекдотически глуп, самонадеян и
невежествен. Про него по семинарии ходили сотни анекдотов. Но, кажется, пол
ангелов он все-таки не выяснял.
- Не знаю, не слышал, - поморщился Николай. - Но как же, не зная
человека, вы беретесь судить о нем? А ведь, кроме того, он наш владыка.
- Ну вот и пошла, полезла наша родная нижегородская семинария, - махнул
рукой Лаврский, - он - владыка! Да что-то уж больно много владык развелось у
нас! Человек должен быть сам себе владыка, а он обязательно какого-то еще
себе на шею сажает.
Николаю вдруг стало по-настоящему жарко. Он вынул из кармана
молитвенник и протянул Лаврскому.