"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

Лебединский сразу понял и что-то негромко сказал.
И комната сразу очистилась, осталось только духовенство и Николай.
- Указы для меня есть? - спросил владыка, усаживаясь в кресло и
поглаживая подлокотники.
- Целых три, ваше преосвященство, - ответил Лебединский.
- В одном будет манифест о бракосочетании великого князя, - сказал
владыка. - Когда же нам его огласить? Наверное, уже в субботу или даже в
воскресенье. Как полагаете?
И тут из угла раздался голос отца Крылова:
- Ваше преосвященство, в субботу и воскресенье никак нельзя.
Владыка повернулся всем телом к Крылову. А тот уже ошалел от своей
смелости, лицо и губы у него подрагивали, он улыбался, а руки мельтешили.
- Что же так, отец? - спросил владыка добродушно. - Почему нельзя?
- Так ведь, - тут Крылов даже позволил себе улыбнуться, - так ведь в
понедельник, ваше преосвященство, трехдневный звон.
- Ах, да, да, - вспомнил владыка и улыбнулся тоже, - в самом деле,
чистый понедельник! Так, значит, отслужим в пятницу, так, что ли? - Он
словно советовался.
- Так, ваше преосвященство, - проблеял Крылов.
Поговорили еще о положении дел в епархии, о семинарии и даже каким-то
образом коснулись журналиста Николая Надеждина.
- Это наш ученый муж, - сказал преосвященный и повернулся к Николаю. -
Пойди-ка ты, господин, скажи моим, чтобы лошади были готовы.
Лошади давно уже были готовы, и вместе с Николаем в гостевую вошел
служка.
- Ну, что ж, поедем, - сказал владыка и поглядел на духовенство. - Ну
вот только расставаться-то с вами больно не хочется, может, разместимся
как-нибудь?
Ему никто не ответил, да он и не ждал, конечно, ответа. Перекрестил
присутствующих еще раз и пошел к выходу, а в коридоре уже стоял протоиерей с
шубой наготове.
Тут владыка что-то вспомнил и нахмурился.
- Поезжайте за мной, - приказал он. - Только никого не оповещайте. Шума
не терплю. - Он взглянул на Николая. - А семинарист как, тут остается?
- С нами едет, - наконец-то смог ответить отец.
Владыка кивнул головой и вышел. Николай тоже вышел, но во двор не
пошел. А оттуда слышались голоса. Что-то говорил кучер, что-то ему отвечал
владыка, что-то елейное не проговорил, а пропел Лебединский. "Паяс", "шут
гороховый", - словами отца подумал Николай.
Звякнула сбруя, хлопнула дверца кареты, ржанули упрямые, и вдруг дверь
опять стремительно распахнулась и влетел побледневший Лебединский, а за ним
отец и Крылов. Все они бросились к Николаю, схватили, завертели, затолкали,
вытащили в прихожую и стали поспешно одевать. Лебединский надел ему калоши,
Крылов фуфайку, отец держал пальто.
- Владыка тебя зовет, скорей, скорей, - шептал Лебединский. - Скорей. -
И они почти вынесли его на улицу.
Из дневника:
"...Вероятно, им представилось, что он хочет посадить с собой меня!
Лебединский раз двадцать повторил мне: "Смотри же, ничего не говорить - ни
худого, ни хорошего?.. Молчание - первое условие, иначе беда всем будет!..