"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

же самое. Их жилец Александр Иванович статьи-то заказывает, а печатать не
печатает, точно не то-с! Нюх и хватка у него собачьи.
И то, что он, Николай, понимает о себе слишком много, это тоже точно.
Иногда в такое занесет, что самому становится противно. Вот с Фенечкой,
например. Что он там себе навоображал? Разве они пара? Разве ее отдадут за
него? Он закрыл учебник, встал, опустился перед иконой на колени, быстро
прочитал "Царю небесному", пожелал отцу доброй ночи, разделся, лег и сразу
же заснул.
И вчерашний день возвратился к нему. Свистел ямщик, и буланые кони-львы
несли их - его и Фенечку - по заметям и сугробам, по дорогам и перелескам,
мимо высоких пылающих костров и елей. За ними гнались страшные синие,
красные рожи, и Фенечка обмирала и прижималась к нему. Он метался во сне,
стонал, вздыхал - по его лицу проходили тучи, огни костра, тени дубрав, и
отец, глядя на него с другой кровати, хмурился и думал, что не в
дьячковского внука, не в поповского сына, а в какого-то проезжего молодца
выдался его первенец. Нет ему дела ни до родного гнезда, ни до семьи, ни до
отца-матери, ни до сестер-братьев. Только бы крылья у него окрепли, и тогда
только его и видели. Прощай, город на Волге! Здравствуй, город на Неве!
Впрочем, до этого еще четыре года - всякие за это время может
случиться. Посмотреть бы с того света, что будет с ним через 20-30-40 лет!
Да, посмотреть бы! Подивиться или порадоваться. Но вот беда - того-то света,
кажется, нет. Пустота там. Яма. Очень сомнительное это дело - смерть! Ох,
какое же оно сомнительное!

Отворилась дверь и просунулась голова Лебединского. Было розовое,
снежное и серебристое утро.
- Преосвященный! - шепнул он.
Николай слышал, но не двинулся, а отец сразу вскочил, распахнул шкаф,
достал рясу, камилавку, сапоги.
- Где? - спросил он, одеваясь.
- Разоблачаются.
Возле двери стояли жена смотрителя, два тихих мальчика ее и пономарь,
его зачем-то захватил с собой Лебединский.
- Скорее, скорее, - повторял протоиерей. За дверью уже слышались голоса
и шаги. Преосвященный о чем-то спрашивал, а ему отвечали.
- Выходим, - почти панически шепнул Лебединский. - Сударыня, возьмите
детей.
Они вышли, а Николай остался и прильнул к дверной щели.
По коридору уже двигалась целая процессия. Первым бежал рысцой
смотритель, за ним шествовал преосвященный, сбоку преосвященного трусил
Лебединский, за Лебединским шагал отец, за отцом плелся Крылов, за Крыловым
же, ко всему равнодушный, ничем не встревоженный, шел пономарь, за пономарем
жена смотрителя. Смотритель, как царские врата, пышно распахнул двери
гостевой. Владыка вошел, остановился перед образом Владимирской Богоматери.
Крестился он широко и размашисто - так, что чувствовалось: это обращается к
Богу Персона! Простые иереи так крестятся только во время службы. Был
владыка высок, строен, худощав и не так чтобы уж очень стар, вряд ли ему
намного перевалило за полсотни - покойный Иона был куда старше. Лицо же
Преосвященного Николаю запомнилось сразу (он поглядывал в дверную щель).
Прямой нос, мощный, но гладкие черные брови, холодные светлые глаза - такие