"Юрий Домбровский. Рассказы об огне и глине" - читать интересную книгу автора

поглядел на Крылова (тот ответно опустил веки). - Ныне христиане стали
скупы, деньгу любят, деньги прячут, мало Богу дают. Пушкин это понимал, пил
мертвую, без водки, говорят, перо в руки не брал, но все понимал. Оскудела
вера - это точно.
Крылов согласно покивал головой, а Николая передернуло. Он все время
ловил себя на том, что когда отец заговаривает о деньгах (вот-де он
платит-платит в строительную контору, а долг не уменьшается, все идет на
проценты), он постоянно подмечал в глазах слушающих мелких лукавых бесенят с
высунутыми языками: что это, мол, поп так расплакался - вон небось какой
дворец себе взбодрил! И жильцы у него как на подбор - князья, генералы,
помещики! И все-то денег у него нет, все-то он бедный!
- Так, - сказал отец, - и отодвинул чашку. - Спасибо за угощение. А
теперь надо бы пойти соснуть с дороги. А?
- Я вас провожу, - услужливо вскочил отец Крылов.
Не верят, подлецы, рожи всякие корчат. Эх, отцы, отцы! А вы-то
прикинули, что как ни день, то десятка, т. е. три с полтиной серебром, летят
из кармана! А где их взять-то? Вот и приходится ютиться во флигелечке. Мы же
с женой сами десятые, не считая прислуги. И сын тоже норовит из дома Прочь,
разве он чувствует, что стоило, например, выделить ему отдельную комнату? Да
что он вообще чувствует! Одно только - вот кончу семинарию и махну в
Петербург. Здесь злой отец, больная мать, сестры, братья один другого
меньше, а там-то - опера, балет, стеклярусы (почему-то отец больше всего
ненавидел это слово), журналы, журфиксы, студенты, девицы. Шик! Сиди себе да
знай катай стихи. Вот что у него на уме! Я такое, мол, там сотворю, что у
меня весь мир ахнет! И вся у него эта завирательность от гордости! Только не
застенчив он, а заносчив - вон что! Ну как же, я вот Горация по-гречески
читаю, Вергилия наизусть знаю! А спросить бы - откуда все это у тебя? От
отца! А ведь отец-то твой на медные грошики воспитывался, у него-то родитель
был сельский дьячок, а не настоятель собора. Да-с! Кокочка! Вот ты о
Петербурге, об университете, о разных разностях мечтаешь, а отец твой как
кончил семинарию, так и полгода не погулял, сразу пошел в женихи, взял за
себя дочку покойного настоятеля Никольского собора - твою маменьку, дорогой,
твою родную маменьку-с. Потому что за ней это место было записано. И с тех
пор сидит твой отец на месте и не курит. Где же ему об университетах да
столичных разностях было мечтать? Ему детей надо на ноги ставить! Вот так,
дражайший сынок!
Он взглянул на сына. Сын сидел за столом и смотрел в какой-то учебник,
но зоркий отчий глаз сразу приметил дрожь, мгновенно прохватившую его. И
Александр Иванович понял: сын не читает, он только загородился книгой от
отца как щитом. И Александр Иванович подумал: да не о чем ему говорить-то с
сыном. Не о чем его спрашивать и нечему учить - он ни учений, ни поучений
отца уже не примет.

А сын тоже все время смотрел на отца. Он знал его мысли и понимал, что
они правильные. Два года назад он отобрал и отправил в редакцию
"Москвитянина" профессору Погодину десяток своих стихотворений, обещал
прислать и еще тридцать, если эти пригодятся. И просил сто рублей. "Не как
плату, - писал он, - а как вспомоществование, потому что я, сказать правду,
очень беден".
Профессор ничего не ответил. Ну, хорошо, это Москва. Но и в Нижнем то