"Юрий Домбровский. Только одна смерть" - читать интересную книгу автора

мне пришло много друзей. И вот в разгаре всего хорошего - гостей,
шампанского, поцелуев, речей, великолепных сравнений (им никто не верит, но
слушать все равно приятно) пришли ребята с нашего двора и принесли мне
черного котенка. Он был еще меньше, чем тот. Но уже великолепно мурлыкал и
довольно щурил зеленые щучьи глазки. Как только его положили на диван, он
сразу же свернулся и заснул. Мы его назвали Крак (это из "Словаря ручной
натуральной истории" Левшина, 1788 года, что достался мне по наследству. Там
есть такое место: "Крак - чудовище морское, в существовании коего еще
неудостоверенность... по рассказам Крак есть рак величины непонятной,
обитающий в Северном море, он занимает ужасное место"). Это прозвание
почему-то прилепилось и ко мне, и с тех пор кое-какие друзья мои называют в
добрую минуту меня тоже Краком.
А месяца через два и приехал Женька. Он сразу же вошел ко мне, котенок
спал. "Как, это все тот?" - спросил он. - "Нет, - ответил я, - того уже
давно нет". И я рассказал почему - вот тут-то он и поглядел на ту стену и
сказал: "В этой стороне..." Меня поразило, что он даже не подумал, что кошка
могла просто пропасть, он твердо знал: убили. А потом он спросил меня, что
такое Крак. Я ему ответил. "Крак чудовище морское, о существовании коего еще
неудостоверенность..." Он рассмеялся. У меня в это время был весь
Эйвельманс, все три тома его криптозоологии. Я сказал: "Слушай, откуда это",
- прочел я и перевел ему место о краке, а потом показал и самого крака на
картинке. "Нет, ты подумай, - сказал Женька, - ты только подумай", - и начал
расспрашивать. Это в то самое время, когда за стеной раздвигали стол,
раскупоривали столичную, две мамы и двое пап бегали возле, а около двери
топталась невеста и повторяла: "Женя, Женечка же!" Он встал с дивана,
красивый, стройный, в очень ладном костюме (он был на нем просто влитый). И
тут я впервые (впрочем, мы и виделись-то впервые) обратил внимание на его
глаза - они были очень большие, черные и какие-то странные - не ровные, а
резко сдвинутые вниз. Не один зрачок, а полтора, вот такой попадается иногда
желток в яйце. Я даже оторопел на секунду, когда наши взгляды встретились. А
в дверь стучала его невеста, обыкновенная сероглазая пригожая девушка,
которая никак не могла понять, и чего это Женьке понадобилось в моей
комнате, раз он и не видел меня ни разу. За столом сидят родственники и ждут
его, а он здесь болтал со мной Бог знает о чем, о пропавшей кошке, о следах
невиданных зверей, а всех сидящих за столом называл "та сторона" и еще "та
сторона все может". И тут я впервые, совершенно бессознательно, но очень
остро и точно подумал, что ничего ладного у этой пары не получится.

Затем была свадьба, она совпала с Первым маем, не то еще с чем-то
праздничным. Впрочем, не знаю. Женька, одетый в новый костюм песчаного
цвета, восхитительно молодой, красивый, краснощекий, в ярком галстуке, в
белейшей сорочке, то появлялся, то исчезал из нашей квартиры. С гостями он,
пожалуй, и двумя словами не обмолвился. Уже был накрыт стол, уже сверкал
хрусталь, блестели белые тарелки с золотой и синей каемочкой, уже кто-то
поставил для чего-то среди бутылок серебряный молочник, уже невеста в
шикарном белом платье, совершенно гладком и матово лоснящемся, сидела на
своем королевском месте, а Женька все не мог успокоиться - появлялся и
исчезал, исчезал на минуту и появлялся снова, прикладывался к невесте,
говорил несколько слов теще - сырой полной даме с мужественным подбородком
(я долго не мог понять, на кого она похожа, а тут вдруг понял: да на