"Вадим Долгов. Быт и нравы Древней Руси (Загадки и Коды Древней Руси) " - читать интересную книгу автора

бо ни сеють, ни орють, ни в житницю не собирают, но сами ся родят", "умен
муж не вельми бывает на рати храбръ, но крепок в замыслех; да тем добро
собирати мудрые" и пр. Кроме того, Даниил демонстрирует свои способности:
жонглируя цитатами, он, кажется, стремится показать умение ловко рассуждать
на любую тему, в какой возникнет нужда. Возможно, похожим образом приходили
люди наниматься в боевую дружину - показывая себя, они демонстрировали
умение владеть мечом и копьем. У Даниила мы видим "приемы фехтования"
словом.
К сожалению, судьба Даниила нам неизвестна. Нашлось ли ему место? Как
было сказано, идеологические нужды княжеской власти с принятием христианства
вполне успешно удовлетворялись монастырским и городским духовенством.
Светский интеллектуал вполне мог остаться без работы. Но сам факт обращения
Даниила к князю показывает, что такая социальная категория существовала.
Хотя, очевидно, потребность в ней была не очень велика.
Гораздо предпочтительней было, если "умственным оружием" владел
кто-нибудь из элиты - сам князь или больший боярин. Таких древнерусская
эпоха знала немало: Владимир Мономах, автор замечательного по композиции и
идейному содержанию "Поучения", его отец великий князь киевский Всеволод,
который "дома седя, изумеяше 5 языкъ", боярин Петр Бориславич. Этот
последний особенно интересен. С его именем связывают летописную повесть о
посольстве великого киевского князя Изяслава Мстиславича к Владимиру
Галицкому, в котором сам боярин участвовал. В повести содержатся такие
подробности, которые могли быть известны только очевидцу, участнику событий.
Более того, Б.А. Рыбаков считал Петра автором киевской летописи,
охватывавшей события княжения Изяслава Мстиславича и его потомков -
полувековой период. Если это предположение верно, то перед нами несомненно -
аристократ-интеллектуал, мудрый советник, посол и книжник, опора князя в
политических делах и летописец, обеспечивавший фиксацию исторических событий
в нужном свете. Хотя не исключено, что за спиной знатного боярина стоял
безвестный, хотя в профессиональном плане более удачливый коллега Даниила
Заточника, труду которого мы обязаны за подробный летописный рассказ.
Если первый социальный тип, находивший применение знаниям и плату за
труды у княжеского двора, воплощает образ Даниила Заточника, то другой, еще
более загадочный, может быть условно обозначен именем легендарного Бояна.
Дружинные певцы, прославлявшие в своих произведениях воинские подвиги вождей
и их соратников, широко известны в древней и раннесредневековой Европе: аэды
гомеровской эпохи, кельтские барды, скандинавские скальды IX-XIII вв.
Думается, Древняя Русь не была исключением из этого ряда. Хотя прямых
источников информации о профессионалах такого рода у нас немного.
Предположения, имеющие более весомое основание, чем историческая аналогия,
могут быть подкреплены лишь отсылкой к "Слову о полку Игореве" и к начальным
фрагментам "Повести временных лет", в которых угадывается обращение к
традиции устного творчества. Боян - "соловей старого времени" (вероятно, XI
в.), неизвестный автор "Слова" - певец нового (XII в.). Других персоналий
материалы древнерусской письменной истории нам не дают.
Впрочем, вряд ли следует пренебрегать эпическим материалом. Об
историчности народного гусляра Садко писал известный исследователь русских
былин В.Я. Пропп: "Садко - не богатырь и не воин, он бедный певец-гусляр.
Это не мифологический купец типа Вяйнемейнена, но и не скоморох, потешающий
своих слушателей песнями не всегда высокого достоинства. Это - настоящий