"Вадим Долгов. Быт и нравы Древней Руси (Загадки и Коды Древней Руси) " - читать интересную книгу автора

польском короле, и нет никаких оснований распространять сказанное о нем на
древнерусскую культуру в целом; в-третьих, упоминание это единично. Кроме
того, "сыны боярские" после этого мероприятия вовсе не становятся "боярами".
Максимум, о чем можно говорить исходя из фактов, приводимых в статье В.Г
Балушка, так это лишь о том, что человек, поступавший в дружину, должен был
выдержать некое испытание, но к инициации это имеет не большее отношение,
чем вступительные экзамены в университет.
Вполне возможно, что в древности у восточных славян ребенок, достигнув
определенного возраста, проходил через обряд инициации, но следы традиций
возрастного посвящения в древнерусскую эпоху просматриваются слабо.
Существует точка зрения, что в качестве продолжения традиции инициации
можно рассматривать крещение, которое в основе своей тоже можно трактовать
как один из обрядов посвящения. Думается, что такая трактовка ближе к
истине, но все-таки следует помнить, что смысл крещения тоже достаточно
сильно отличался от древних инициаций, известных нам по этнографическим
описаниям. Следует имеет в виду принципиальную разницу, которая существует
между разного рода испытаниями и ритуалами, отмечающими стадии взросления, и
инициацией. Главное назначение инициации - отделить взрослых и "посвященных"
мужчин от женщин и детей (инициация была в конечном итоге инструментом
управления господствующей половозрастной группы над остальными членами
племени); крещение не могло выполнять такой функции, поскольку крестили и
мальчиков, и девочек, причем происходить это могло и в самом раннем
возрасте. Вряд ли также в качестве инициации может быть истолкован обычай
посаже-ния на коня и пострига княжеских детей: поскольку политическая
система Руси XI-XIII в. не была уже ни первобытной, ни родовой, поскольку
власть в обществе распределялась уже совсем не по половозрастному принципу,
инициации не могли сохраниться в принципе.
Переход из детского состояния во взрослое в раннесредневековой Руси
осуществлялся не "скачкообразно", а постепенно, подобно тому как это
происходит в современном обществе. Ритуальная стрижка волос и посажение на
коня могли быть реликтом древнего обычая инициации, ко времени Киевской Руси
уже утратившими первоначальный смысл. Похожий обычай существовал и у древних
германцев. К эпохе Средневековья он трансформировался в ритуал посвящения в
рыцари. Можно предположить, что на Руси первоначальная ситуация была сходна
с германской, но дальнейшее развитие пошло в другом направлении. Если в
среде европейского рыцарства стрижка и передача оружия стали символом
достижения воином зрелого состояния (а значит, первоначальный смысл этого
действа был сохранен в большей степени), то на Руси обряд стал знаменовать
только начало становления воина. Он проводился как некий "аванс", как
напоминание, что маленький князь - все-таки тоже князь и воин.
Согласно интерпретации, предложенной французским ученым Филиппом
Арьесом, для эпохи Средневековья вообще характерно отсутствие представления
о детстве как об особом периоде в жизни человека. По мнению академика Д.С.
Лихачева, подобная ситуация существовала и на Руси: "Для летописца не
существует "психологии возраста". В древнерусской духовной живописи детей
изображали как маленьких взрослых, пропорционально уменьшая тела без
изменения пропорций, на их ликах лежит отпечаток недетской серьезности и
понимания. В лучшем случае к детству относились как к некому истоку качеств
взрослого человека: "Сий бо благоверный князь Всеволод бе издетьска
боголюбив, любя правду, набдя убогыя... и пр.". Подобное отношение