"Станислав Долецкий. Мысли в пути " - читать интересную книгу автора

опасности.
Николай Наумович в то время был ведущим хирургом железнодорожной
больницы и Лечебно-санитарного управления Кремля. Он приехал к нам.
Высокий, очень худой человек в пенсне, с короткими седыми волосами и
обвисшими усами. Внимательно осмотрел больного. Кратко и сухо сделал ряд
замечаний. Дал советы и собрался уезжать. Мы, не сговариваясь, взмолились:
"Не бросайте нас, пожалуйста. Мы очень мало знаем. Хотя бы иногда посещайте
нас..." Ничем прельстить его мы не могли. Деньги в то время цены не имели.
А в скромном больничном обеде он не нуждался. Но у Николая Наумовича было
чрезвычайно развито чувство долга. К тому же, как мне теперь кажется, он
просто пожалел нас и тех людей, которых мы лечили. Так или иначе, Н. Н.
Теребинский стал регулярно - один раз в неделю - наведываться в больницу.
Он осматривал всех тяжелых больных. Делал с нами перевязки. Производил одну
или две операции и уезжал к себе.
Странное дело. Он никогда нас впрямую ничему не учил. Не помогал на
операциях. Но требовал точного ассистирования. Даже узлы швов завязывал
сам: "Вы будете копаться и завяжете плохо". Опыт, приобретенный на фронте
во время первой мировой войны, приучил его работать вдвоем с сестрой.
Создавалось порой впечатление, что самую сложную операцию он может
выполнить без чьей-либо помощи. В нем не было ни на гран дипломатии или
попытки уклониться от ответственности. В самых трудных и безнадежных
случаях он говорил: "Мы не можем отказать больному в операции. А если это
его единственный шанс?.."
Не раз операции бывали безрезультатными. Но нередко они оказывались
действительно спасительными. Теребинский не выносил никакой небрежности. Не
спускал ни одной мелочи. Даже если он не произносил никаких слов, а только
смотрел в глаза и говорил: "Ну и ну!" - можно было провалиться сквозь
землю. Он был и остался на всю жизнь нашей совестью. И позднее - на фронте,
и после окончания войны - в детской клинике я всегда в трудных случаях
думал: "А как сейчас поступил бы Николай Наумович?" С больными он был сух,
тверд, но бесконечно тактичен и человечен.
Значительно позже произошла история, очень расстроившая Н. Н.
Теребинского, которая в какой-то мере его характеризует. В то время только
что появилась "Повесть о настоящем человеке". В книге Бориса Полевого
выведен хирург, прототипом которого был знакомый ему известный врач В. В.
Успенский, человек своеобразный, колоритный и, очевидно, грубоватый. Вся
эта самобытность и резкость отлично изображены писателем. Ничего общего с
Н. Н. Теребинским, который на самом деле оперировал летчика А. П.
Маресьева, этот образ не имел. Но в нашей хирургической среде многие знали,
кто спас А. П. Маресьева.
- Вот уж эти писатели, - сокрушался Николай Наумович. - Так все
разрисуют! Теперь обо мне станут думать бог знает что...
Огорчение его не соответствовало поводу, но было столь искренним, что
я позвонил Полевому и рассказал о возникшем недоразумении. Чуткий и
отзывчивый Борис Николаевич сразу же откликнулся. Вскоре в одной из газет
появился его очерк о друзьях - летчике и хирурге с большой фотографией
Маресьева и Теребинского.
После войны мы переехали на Спартаковскую улицу, а Николай Наумович
работал и долгие годы лежал с обострением туберкулеза позвоночника в своем
кабинете в железнодорожной больнице в Басманном переулке. К нему со всеми