"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

ее предостерегающе поднятые руки на сей раз приковывают его к месту.
Но вот, оттого что она продолжает удаляться, нить влечения
натягивается, снова трепеща от биения сердца бога, боящегося невозвратимой
утраты, и небожитель опять бросается за нимфой.
Только один раз еще, вихрю подобно, мчат ее стройные ноги. Теперь же,
когда она достигла берега Пенея, бегство окончено, и вся она стремится
ввысь, в позе молящей, с поднятыми руками и воздетыми вверх ладонями; да,
кажется, будто бегство было серебряной лестницей звуков, а ее нынешняя
поза - это самый высокий тон. Речной бог слышит ее, он исполняет просьбу -
в музыке нарастает звенящее тремоло, подобное шелесту леса, - свершается
вымоленное ею превращение:

Ножная девичья грудь корой украшается тонкой,
Волосы в зелень листвы превращаются, руки же в ветви;
Резвая раньше нога становится медленным корнем,
Скрыто листвою лицо, красота лишь одна остается.

И пока Аполлон еще страстно обнимает деву-древо, на глазах у всех, в
потоке зеленого света, завершается чудо превращения: дерево поднимается из
земли, поглощает члены тела, охватывает голову. А теперь, радушно принимая
в свой круг новоявленную сестру, - Аполлон тем временем обламывает
лавровую ветвь от кроны Дафны и, вознося ей хвалы, поднимает вверх - все
деревья рощи превращаются в прелестных нимф, обитающих каждая в своем
стволе, как его душа, и в хороводе плавно кружатся вокруг заливаемой
потоками света и столь неравной теперь пары.


В полной тишине, отчасти вызванной искренней взволнованностью, с
императорского балкона раздались одинокие, но громкие рукоплескания; они
развязали бурю.
Мануэль пытался выбраться из толпы. На свое счастье (как он полагал),
он обнаружил в незапертой соседней комнате на огромном бюро,
принадлежавшем, должно быть, одному из чиновников придворной канцелярии,
письменный прибор и стопку бумаги. Выразив в нескольких торопливо
набросанных французских фразах свое восхищение, он подписался просто:
Мануэль. Нашелся и лакей, которому были вручены золотая монета и сложенная
в несколько раз записка.
Писание этой записки и поиски подходящего для передачи слуги заняли
некоторое время, вот почему Мануэль, возвратясь на свое место у окна,
застал второй балет, который начался почтя сразу же после первого, уже в
полном разгаре. Ио давно была превращена в телку и подарена Юноне,
которая, приставив к ней стражем мерзкого Аргуса и покамест довольная,
вновь поднялась на высоты Олимпа.
Этот Аргус, восседавший ныне на скалистом утесе, был истинным
кунстштюком хитроумного итальянца: более чем сто ярко освещенных глаз
гигантской головы не смыкались ни на миг - когда закрывался один, рядом
раскрывался другой, сверкая попеременно красноватым и зеленоватым светом.
Меж тем бедная телка своим жалостным мычанием и неуклюжими прыжками
вызвала - что и ставилось целью - веселье публики. Но сценические
устройства придавали представлению такую естественность, что в сцене,