"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

непонятной. Но горячую и напористую устремленность собеседницы она
чувствовала, и это ее отталкивало. Касательно Пляйнагера Маргрет сказала:
- Ну и что может выйти из эдакого сорванца? Разве что доктор? Его
станут звать, когда кому-нибудь надо будет поставить пиявки, отворить
кровь или дать очистительное. Так у нас и цирюльник это может. Кто сам
ходит в нужник, тому врач не нужен.
Последней фразы Инес, впрочем, не поняла. Но она поняла другое: в
Маргрет, чья прелесть была для нее по-прежнему притягательна, уживались
деловитая черствость и безыскусное ребячество, уживались так же невинно,
как пара близнецов в колыбели.
- Но не сердитесь на меня, - сказала она вдруг, - что я спрашиваю вас о
столь многом и разном. Надобно ведь знать что почем. А землякам моим я еще
покажу, как обстряпывают дела в Вене. Пусть их растят своих недоносков. Я
здесь буду держать для них кукиш в кармане. - И она снова расхохоталась,
да так светло и звонко, что хотелось ее расцеловать. Правда, смысл
последней фразы остался для Инес совершенно непонятным.
Но спрашивать она не стала. Она принадлежала к числу людей, которым нет
нужды спрашивать, ибо их участие не сводится к незначащей болтовне и тем
более к любопытству, а всегда спокойно и уверенно держится истинной стези
жизни. Эта стезя, многократно, почти всегда пробегавшая мимо нее -
поскольку она была лишена тех пленительных внешних достоинств, которые
женщин, таковыми обладающих, незамедлительно на эту стезю выводят, -
всегда и неуклонно оставалась в поле ее зрения, как, скажем, уличная
сутолока - в поле зрения человека, наблюдающего ее из окна своей тихой
комнаты.
Глядя из такой тихой комнаты, она, конечно, давно ужо приметила, как в
сердце ее брата открылась дверца нежности и как он из чувства долга снова
эту дверцу захлопнул. По одной этой причине, но еще и потому, что Игнасьо
все-таки с искренней радостью приветствовал возможный союз между своим
кузеном и фройляйн фон Рандег - могло показаться, что ничто иное теперь не
занимает его так сильно! - Инес ни слова не сказала брату о своих
впечатлениях и о сделанных ею открытиях.
Со спокойной улыбкой Инес невольно еще раз отметила про себя, что
знание женщин и истинное суждение об их достоинствах доступны все же
единственно женщинам и что мужчина, неспособный преодолеть влечение или
отвращение, никогда не видит того, что может помешать первому или ослабить
второе. Правда, одни раз ей все же показалось, что Игнасьо шокирован: это
произошло во время игры в волан, когда Маргрет, чья очередь была бить по
волану, Тобар же ей по ошибке его не послал, вперила в него свои голубые
глаза, сразу ставшие какими-то жесткими, топнула ногой и крикнула:
- Черт побери! Маркиз! Не умеете вы, что ли, наподдать как следует?
Изгадили мне такой прекрасный бросок!
- Mais Marguerite, та mignonne, quel vocabulaire!.. [Но Маргарит,
милая, что за лексикон! (франц.)] - послышалось сзади, оттуда, где в
кресле под каштаном восседала баронесса.
Другой случай касался Мануэля. Тут Инес, можно сказать, душой была
всецело на стороне Маргрет - ей показалось, что граф вовсе не так уж
горячо стремится к открывшейся ему радужной перспективе. Да, его нынешняя
манера себя держать, на взгляд Инес, весьма походила на ту сдержанную и
мрачную манеру, какую он выказывал много лет назад, в первые годы своей