"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

Мануэль стоял посреди большого четырехугольника - казарменного манежа.
Драгуны двигались мелкой рысью - цок, цок, цок. Слева от него, чуть
позади, стоял прапорщик, проводивший учения по верховой езде. Мануэль
обернулся к нему:
- Скажи-ка, Ренэ...
- Слушаю, господин ротмистр! - Юноша вытянулся во фрунт.
Мануэль махнул рукой.
- Скажи-ка, Ренэ...
Прапорщик почтительно наклонился к ротмистру, напрягая слух.
- У тебя ведь новая лошадь, ну та, ремонтная, Бельфлер...
- Так точно, господин ротмистр.
- Ты для начала неплохо ее выездил... Она, должно быть, твоего
собственного завода?
- Так точно, господин ротмистр.
Мануэль помолчал.
- Мне показалось, - сказал он немного погодя, - что она иногда так
странно скалит зубы, да? Я что хочу сказать... совсем не по-лошадиному.
Будто маленький хищный зверек, да?
- Так точно, господин ротмистр, - ответствовал молодой белокурый
офицер, неизменно веселый и добродушный, - мне тоже приходилось замечать.


Как нельзя более кстати явился в эти дни к Мануэлю студиозус Рудольфус
Пляйнагер (scilicet, то есть с вашего позволения, Рудль). Снег выпал
опять, но уже не таял, а, застелив парк, бросал ослепительно белые отсветы
в высокие окна кабинета. Войдя непринужденно и смело, как подобает
свободному человеку - камзол, из-под которого виднелась чистая рубашка, на
сей раз был у него зашнурован, в руке берет, на боку эспадрон, - Пляйнагер
пожал ротмистру руку, на что тот ответил со всей сердечностью. В этот миг
Мануэль почувствовал - и это было похоже на отклик из неведомого, но
живого уголка его собственной души, - что для него теперь, быть может,
опять взойдет ясный день.
Занятия начались незамедлительно.
После первых же уроков стало ясно, что в памяти Мануэля хранится
гораздо больше познаний в немецком, чем он полагал сам. Пляйнагеру надо
было только поднять эти познания на поверхность из
дремотно-бессознательного осадка жизни, где накопился изрядный запас этого
языка, уже многие годы бывшего у графа на слуху. Наверное, там, в Испании,
утверждал Рудль, предками графа были какие-нибудь готы, не зря же ему так
легко дается vox germana [немецкая речь (лат.)].
Так что граф быстро освоил разговорную речь, а потому латынь как
вспомогательный язык в часы занятий все чаще уступала место немецкому, на
котором давались теперь все объяснения, о чем бы ни шла речь - о строении
фразы или о значении отдельных слов. Казалось, студиозус питает какую-то
неприязнь к грамматической премудрости. Так, например, когда они проходили
определенный и неопределенный артикль, он задал Мануэлю перевести на
немецкий следующую латинскую фразу: "Vir ad bellandum aptus est".
"Мужу свойственно воевать" - перевел граф, но тут же спросил, будет ли
правильным такой перевод, ведь имеется в виду не один определенный муж, а