"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

- Спрашивается, каким образом? Quaeritur quomodo?
- Преподаванием.
- А что надо преподать?
- Немецкий, ваш, как я полагаю, родной язык.
- Истинно так.
- Стало быть, вы беретесь?
- Что ж, извольте! - отвечал студент после недолгой паузы, в
продолжение которой он смотрел на Мануэля прямо-таки пронизывающим
взглядом. - А вы кто будете?
- Куэндиас, королевский ротмистр.
- Ладно. А я студент-медик Пляйнагер Рудольфус, scilicet [с (вашего)
позволения (лат.)] Рудль.
- Теперь скажите, господин студиозус Пляйнагер, сколько вы спросите с
меня за час занятий?
- Один венгерский гульден за пять часов.
- Согласен, - сказал Мануэль и, сняв перчатку, протянул ему из портшеза
руку.
Пляйнагер зажал эспадрон под мышкой левой руки, а пожатием правой
скрепил сделку.


Через несколько дней ночью пошел наконец первый снег, но вскоре опять
стаял.
Мануэль возвращался со званого вечера у маркиза Аранды. Шаги
носильщиков звучали приглушенно. С Левельбастай они свернули на
Шенкенштрассе. Снег крупными, влажными хлопьями ложился на маленькие
застекленные окна портшеза.
Мануэль сидел неестественно прямо, чуть наклонясь вперед, будто
привалился к какой-то невидимой преграде.
Нет, злословие его не задевало. Нечто более страшное, бурое и бурное
надвигалось на него из тьмы. "Где ты? - шептал он едва слышно. - Где ты? В
неведомой дали. Что поделываешь?" Вот она подбегает к нему справа, а он
сидит высоко в седле. Только что в передней арандовского особняка
незнакомая горничная накинула на него плащ. Пустота выглядит именно так -
как эта новая служанка. (А ведь Мануэлю сейчас даже не пришло в голову,
что эта "новая" горничная служила на своем месте уже целых пять лет!) За
спиной этой незнакомой, ладной и крепкой женщины зазвенела серебряная арфа
небытия.
Палисадник весь в снегу. Навстречу выбегают слуги. На плаще белые
хлопья.
Высокая комната, шесть свечей горят тихим пламенем, язычки его тянутся
вверх, у дверей в безмолвии застыл камердинер.
- Ступай спать, - приказал Мануэль. Он остался, как был, в плаще, на
котором еще кое-где поблескивали пятнышки растаявшего снега. За окном в
луче света виднелся голый черный сук.
- Где же, где ты, белокурая, милая? - шептал он.
Прочь. Он ее больше не знает. Позади него разверзла страшную пасть
тоска, убивающая все живое, и она втягивала его будущее в свою бурую
глубину, как Харибда морской поток.