"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

Тем временем Игнасьо Тобар пересек границу лесов и с ружьем под мышкой
вышел под лучи по-осеннему яркого солнца. Впереди него по правую руку
неуклюжей и неприступной серо-зеленой громадой вздымалась в небо гора; с
одной стороны она была будто срезана и открывала взгляду широкую даль,
вплоть до другого горного кряжа: кромка леса вытянутыми языками лизала
нависавшие над нею скалы, на безоблачной и бездонной лазури рисовались
острые гребни и круглые вершины ближних и дальних гор. Тишина вокруг была
такой всевластной, что его шаги - он был в подбитых гвоздями сапогах,
из-под которых то и дело катились мелкие камешки, - звучали чуждо и
приглушенно, словно подавленные молчанием, а крик галки, казалось, только
по-настоящему собирал это молчание вокруг себя, как будто нашлись уста,
способные выразить беззвучность.
Игнасьо шел по охотничьей тропе через криволесье, следуя указаниям,
которые успел получить перед своим поспешным уходом. Оставив позади себя
зеленый пояс выносливых горных сосен, он взбирался все выше, наискось
пересекая склоны и неизменно руководясь едва заметным путеводителем -
узенькой стежкой, косе шедшей вверх и огибавшей все новые и новые выступы
и утесы, за которыми открывалось продолжение тропы, до нового поворота.
Игнасьо намеревался, пройдя полдороги, покликать кузена, но при мысли о
том, какое эхо разбудит его голос, ему стало не по себе, словно что-то
сдерживало его извне, и, оставив эту попытку, он стал взбираться вверх
быстрее, чем ему хотелось, потому что склон горы начало уже сильно
припекать солнце, отражаемое отвесными скалами, нависавшими теперь прямо
над дорогой.
Игнасьо остановился передохнуть, прислонясь к выступу сухой, нагретой
солнцем скалы. Не было слышно ни шороха. Уши ныли от тишины.
Меньше кого бы то ни было из собравшихся в замке гостей верил Игнасьо в
рассказанную там штирийскую сказку. Тревога, погнавшая его навстречу
кузену, была не столь осязаемой, была куда более неопределенной, а потому
и более глубокой. Рассказ муреггского землевладельца послужил для Игнасьо
последним толчком, заставившим его немедленно отправиться в путь.
Заглянуть в самую глубь души Мануэля он не мог. Тобар любил своего
старшего кузена, добивался его дружбы, во многом считал его образцом для
себя, в том числе и образцом сдержанности, чурающейся каких бы то ни было
душевных излияний. За те полгода, какие граф Куэндиас провел в
Энцерсфельде, Игнасьо, несмотря на всю непроницаемость гостя, уверился в
том, что Мануэля гложет тяжкое страдание, глубокая душевная боль и он
держит себя так, словно одной рукой все время зажимает рану, не давая
излиться крови. Это придало его и прежде сдержанному облику черты еще
большей замкнутости и неприступности. Вначале люди склонны были считать
достаточной тому причиной небезызвестный небольшой скандал, окончившийся
покамест двумя дуэлями и послуживший непосредственным поводом для
длительного пребывания Мануэля в Энцерсфельде. Между тем тот, кто любит,
видит больше других, так и Игнасьо Тобар вскоре стал усматривать в
поведении кузена нечто большее, нежели след неприятных переживаний в виде
глубоко врезавшегося в сердце и навеки застывшего там негодования. К тому
же у него состоялся с кузеном весьма обстоятельный разговор о сем
прискорбном деле, в ходе которого ему очень скоро стало ясно, что самого