"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

боюсь -только двух вещей: воды, с грохотом падающей к моим ногам, и суши,
где я могу потеряться в клокочущем людском месиве. То и дело полицейский при
полной форме сопровождает плачущего ребятенка между подстилок" с
расположившимися на них семействами. Сама жизнь обнажена здесь; вот и еще
полицейские: в темных брюках, рубашках и пилотках, в ремнях и при пистолетах
они стоят на променаде, обозревая кишение голых тел. А позади них со щитов,
обрамляющих площадку аттракционов, улыбаются большущие клоунские физиономии.
Но полицейских не проведешь. Здесь тоже бывает всякое. Спасатели несут
обессилевшего ребенка. К ступенькам, ведущим на пляж, по променаду пятится
машина "скорой помощи". Я окружаю себя песчаным валом. Я строю себе насыпи и
постаменты, закапываю в песок ногу по колено. Вокруг меня соль, солнце,
всплески голосов. Все это захлестывает меня, но я не тону.
Сейчас мне кажется, что как раз там, среди простых стихий, на этих
пляжах, битком набитых народом и залитых ярчайшим, откровеннейшим светом
дня, я и познал тот будоражащий страх, что терзает планету. Куда б я ни
глянул, мужчины стояли на руках или карабкались другим мужчинам на плечи.
Статные женщины дремали, слившись с песком. И под гомон и кишение мирового
сообщества, справлявшего полуголой церемонией свой племенной праздник
выходного, неописуемое, никаким словом не выразимое, мне тихо открылось
осознание жизни. В этом состоянии просветления я вдохновенным шепотом
произнес слово: гондон. Так, словно все звуки стихли, все голоса,
пронзительные крики чаек, пароходные гудки и громоподобный прибой - все
стихло ради одного-единственного слова, всеозаряющего. В горсти я ощущал
песчаный ливень праха, как незадачливый археолог перед лицом перемолотого
неорганического прошлого. Жар песка я осознал как некую невидимую силу
отдаленного света. А от блистающей воды я взял ее бесконечное движение и
непредставимо холодную глубину. Как удивительно, что все это было: я на
коленях в момент телесно воплощенного постижения - первобытно безъязыкий, но
вот же, вот оно! - сквозь страх, сквозь радость.

8

Должно быть, именно тем летом, а может, и чуть позже, психическое
состояние моей бабушки ухудшилось. Она взяла моду сбегать. Однажды я был во
дворе, когда отворилась дверь и она принялась спускаться по ступенькам. Она
ругалась и грозила мне кулачком. Нечесаные волосы. Я попятился, но,
окончательно сойдя с крыльца, она побежала совсем в другую сторону, тем
самым заставив меня сделать вывод, что меня она ругала лишь потому, что я
попался ей на глаза. Она повернула за угол 173-й улицы - и была такова.
Я кинулся сообщить матери, которая, стоя у раковины, что-то стирала.
Она еще не знала, что бабушка ушла. Вытирая руки о фартук, мама побежала за
ней. Отыскала старушку и вернула ее, но то был лишь первый из нескольких
эпизодов, в которых бабушка, плача и осыпая проклятиями наш дом, закутывала
плечи шалью и убегала.
В ее проклятиях считалось за благо, если бы нас побрала холера. Когда я
спрашивал мать, что бабушка говорит, та оцепенело переводила. Во время
другого инцидента бабушка выразила надежду, что нас подавит конями казачья
сотня. Мать предупреждала меня, чтобы я не принимал эти высказывания за
чистую монету.
- Бабушка любит нас, - говорила она. - Бедная бабушка, она сама не