"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

было раскладывать, превращая в кровать. Тут будут спать родители. Прощай,
оливковая кровать с цветочным фризом на спинке. Мне отходила треугольная
комната над автобусной остановкой. Там стояли две односпальные кровати.
Приезжая домой, Дональд будет жить в одной комнате со мной.
Каждый день по дороге из школы я все полней исследовал окрестности.
Магистраль, как я заметил, была проложена по гребню; если бы не дома, если
бы вернуть землю к первозданному состоянию, Магистраль служила бы
водоразделом между двумя долинами - на западе той, где проходила теперь
Джером-авеню, и несколько менее резко выраженной на востоке. Здесь, наверху,
присутствовало некое особое освещение. Чуть холодноватое. Тут не было
зеленых живых изгородей, не было лужаек. Мы парили на высоте второго этажа
над безразличной улицей, кругом было много неба и постоянный шум транспорта.
На другой стороне 175-й улицы, с нашей же стороны Магистрали, была
Пилигримова церковь; по воскресеньям на ней звонил колокол. А на другой
стороне Магистрали, в одном квартале к югу была новая средняя школа, в
которую мне предстояло ходить, когда я закончу шестой класс в 70-й
начальной. На этом прерывалась последняя моя связь с парком "Клермонт", с
нашей старой улицей и школьным двором.
Понимая охватившее меня чувство заброшенности, мать несколько смягчила
правила насчет моего возвращения домой сразу после уроков. Даже согласилась,
чтобы я ходил в гости к Мег. Я должен был лишь предупредить ее с утра, если
собираюсь задержаться в старых обиталищах и поиграть с приятелями. В
результате я играл в ступбол и панчбол не переодеваясь - в той же белой
рубашке и бордовом галстучке, в которых ходил в школу. Домой приходил с
вылезшей из штанов рубахой, обвязавшись рукавами свитера вокруг пояса, и со
спадающими штанами. Мать, которой приходилось все это стирать на маленькой
ребристой доске, засунутой в раковину в тесной кухне, не жаловалась. Скучая
по Дональду, она ослабила в отношении меня тиски дисциплины. Она тоже
находила, чем себя занять в нашей старой округе, и два вечера в неделю
проводила в женском хоре при маунт-иденской синагоге.

26

Весной, когда стало теплее и дольше длился день, я старался проводить
дома как можно меньше времени. Когда шел дождь, я непременно отправлялся к
Мег и пил с ней молоко. Мег слегка подросла, но все же оставалась
миниатюрной, разве что чуть пополнела. Я не преминул заметить появившийся у
нее на ногах и руках легкий золотистый пушок. Она была очень грациозна, при
ходьбе держала голову высоко поднятой, волосы ее стали гуще, и это делало ее
как бы старше; временами, когда я шел сзади, я замечал, что ее юбка
колышется в лад с повиливаньем зада, который у нее округлился достаточно,
чтобы складки материи уже не болтались как попало. Не могу сказать, что я
при этом чувствовал, но всем ребятам в классе было уже ясно, что мы с Мег
встречаемся и, когда вырастем, видимо, собираемся пожениться. Если кто-либо
начинал меня этим дразнить, приходилось бросать книжки и кидаться на
обидчика с кулаками. Однако чаще всего никто особенно ко мне с этим не лез,
и мне не приходилось ни от чего отпираться. С нею мы никогда о таких вещах
не говорили, сознавая, насколько опасно поверять словам столь деликатные
материи. Если бы кто-то из нас что-нибудь сказал об этом, другой больше не
мог бы длить те же отношения. Они могли продолжаться лишь в виде