"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

Ко мне он был невнимателен, дома читал газеты или слушал музыку. Часто
задумывался. Как и прежде, он был крепким мужчиной, но теперь казался
полноватым, вялым, утратившим радостное восприятие жизни. О том, чтобы
заикнуться перед отцом о Всемирной выставке, я и не помышлял. Приставать с
этим к матери я тоже не решался: она почти все время была не в духе, ее
донимали всевозможные боли и недуги. Много неприятностей доставляло ей
плечо - оно у нее временами воспалялось, и она даже носила иногда руку на
перевязи. Часто отдыхала на диване; на пианино с больным плечом играть стало
трудно.

А потом мне сказали, что мы из нашего дома переезжаем. Причина
выставлялась та, что Дональд с нами больше не живет и нам троим такая
большая квартира ни к чему. Кроме того, домохозяин на новый срок аренды
собирается потребовать увеличения платы, и это будут просто выброшенные
деньги.
Мать нашла для нас как раз такую, как нужно, квартиру и сводила меня
посмотреть ее, пока там работают маляры. Новый наш дом стоял на Большой
Магистрали. Мать встретила меня после школы. Севернее 174-й улицы
Истберн-авеню поднимается в гору. Мы потащились вверх по Истберн мимо
четырех- и шестиэтажных дешевых многоквартирников: лифтов нет, дворы-колодцы
и задрызганные вестибюли внизу. Наш новый дом стоял на вершине холма, где
Истберн сливалась с Магистралью и одновременно со 175-й улицей -
шестиэтажное здание бурого кирпича, треугольное в плане и острым углом
обращенное к перекрестку, как знаменитый небоскреб "Утюг" на Манхэттене.
Отец высказал это лестное сравнение для поднятия духа, когда узнал, что я
собираюсь пойти взглянуть.
Квартира была на втором этаже, всего один лестничный марш вверх.
Входишь сперва в узкий темный коридор, потом в прихожую. Из прихожей дверь в
одну сторону ведет в гостиную, а в другую - в маленькую кухоньку и такую же
маленькую столовую. В кухне на стремянке работал маляр. Другой маляр
заканчивал работу в ванной. Потом снова тесный коридор, и наконец в самом
узком треугольном конце здания спальня. Тут три окна, по одному в каждой
внешней стене. Внизу как раз та остановка, где мы садились на автобус, чтобы
ехать по Магистрали в гости к бабушке с дедушкой.
- Смотри, - сказала мать, когда я выглянул в окно, - какой
замечательный вид. Когда на Магистрали парад, можно из окна все-все видеть.
Столько света, воздуха! И в школу тебе будет не дальше, чем было прежде.
Чудесная широкая улица, и деревья есть, ну просто прелесть, а не улица. Уж
если где и жить, так только здесь. Здорово нам повезло.
Но я-то знал, что у нее было на сердце. Мне было больно смотреть на эти
ее усилия - она бодрилась, стараясь отыскать повод порадоваться очередной
мелочи, хотя было видно, как она переживает. У нас не было больше средств
обеспечивать себе прежний уровень. И еще одним признаком глубины нашего
падения являлось ее нежелание открыто признать его.
- Что ж, единственное, с чем нам придется смириться, так это с
нехваткой встроенных шкафов, - сказала она.
Я всегда любил маму за ее жесткий реализм, за то, что она никогда не
прибегала к малодушным иносказаниям. И теперь, когда она бродила по тесным
закоулкам новой квартиры, разглагольствуя о том, почему здесь так
замечательно, так удобно будет жить, я почувствовал настоящее уныние.