"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

- Как жизнь, молодой человек? - поинтересовался он. Незадолго до этого
он принес домой приемник, который не надо было включать в сеть. Он работал
на батареях. Приемник был оправлен крокодиловой кожей и снабжен ручкой для
переноски. Походил на небольшой чемоданчик, и достаточно было щелкнуть
выключателем, чтобы шкала настройки осветилась, как у всякого нормального
приемника. Его можно было носить с собой на пляж или на пикник, хотя мне он
казался несколько тяжеловатым. Потом я заметил еще картонную коробку с
пакетиками иголок и микрофон вроде тех, которыми пользуются на
радиостанциях, только этот стоял на пружинном основании и покачивался. И
наконец заметил я пачку пластинок в зеленых обертках. Некоторые были
старые - с бороздками на одной стороне.
- Это редкие записи Карузо и Джильи, - пояснил отец. - Если мы сохраним
их надолго, они станут ценными.
Пока я доедал овсянку, отец раскрыл газету. Я увидел заголовки. Второй
плохой новостью была капитуляция Франции.

ДОНАЛЬД

На самом деле меня из колледжа не выгоняли, хотя и вызывали в деканат к
покойному теперь декану Мортону Готшелю. Тот сказал, что оценки надо
исправлять, иначе меня выгонят. Но я знал, что пока еще не готов целиком
посвятить себя учебе. Я ушел из Сити-колледжа, поступил на вечерний, а днем
стал работать посыльным на фирме Уорринера. А на дневной я так до конца
войны и не переводился, а уж когда перевелся, получал сплошь "отлично" и
закончил колледж за два с половиной года. У Уорринера я зарабатывал
двенадцать долларов в неделю, а не пятнадцать, как ты говоришь, хотя бывало,
что к заработку удавалось прибавить кое-что из денег на расходы - если
сэкономишь, конечно. Дают тебе, к примеру, пять центов на автобус, а ты
пешком добираешься - примерно таким образом. Но уж пешком надо было бегать
шустро. Я не считал, что жульничаю. Жалованье мне платили просто грошовое. А
я работал, работал в поте лица и делал, что от меня требовалось. Может, они
так мало платили как раз потому, что знали: все посыльные греют руки на
транспортных расходах. Как бы то ни было, я целый день работал, а вечером
учился. Мне было семнадцать с половиной. Ребенок. Я ведь всегда работал.
Начал работать у папы с тринадцати или четырнадцати лет. Что я был тогда так
мал, я знаю потому, что не мог сам ходить на обед, ему приходилось водить
меня. Носил я тогда еще брюки гольф. Ну а потом, в восемнадцать лет, я
помогал семье. Папа тогда как раз лишился магазина, остался без работы, и
мои жалкие двенадцать долларов шли семье на пропитание. Каждую неделю я
отдавал свой конверт с жалованьем маме. Кормилец. Очень, помню, смущался.
Долго, правда, это не продлилось - всего пару месяцев, пока отец не
устроился работать агентом на фирму, торгующую бытовыми электроприборами.
Краткий был период, но неприятный. Я чувствовал себя связанным по рукам и
ногам, да и вообще делал то, что должен делать отец. Мать всегда жаловалась,
что ей не хватает денег на хозяйство, хотя никогда не случалось, чтобы у нас
не было еды или одежды или чтобы возникала угроза выселения. Однако денег
всегда не хватало, и это в нашей семье было серьезной проблемой. С мыслями
об этом мы свыклись - дело-то было в тридцатых, этим все сказано; подросткам
положено было вносить в семейный бюджет свою лепту, и это было совершенно
естественно и неоспоримо. Но меня все это начало, видимо, удручать. Харви