"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

иногда обиняками, иносказаниями они возобновляли его прямо при мне, за
обеденным столом. В голосе матери звенели пророческие нотки. Она говорила
так, будто что-то уже случилось, хотя не случилось еще ничего. Это меня
особенно возмущало, при том, что я знал, что она, видимо, трезвее отца
смотрит на вещи. Он все еще надеялся. Он настаивал: дескать, можно еще
сделать то, можно это, и хотя меня его слова не особенно убеждали, но то,
что она к его намерениям относится без всякого уважения, вообще не принимает
его всерьез, меня возмущало.
- Опять сказка про белого бычка, - отмахивалась она. - Ну какой банк
даст тебе ссуду при таком состоянии дел, как у тебя.
Ужасное событие надвигалось все ближе, ближе, но произойдет ли? Для
каждого из нас это был вопрос жизни. Дональд все так же работал по субботам
в отцовском магазине, как повелось с тех пор, когда ему исполнилось
тринадцать. Денег он не получал, считалось, что это его долг по отношению к
семье, и он его ревностно исполнял. Я тоже изъявил желание участвовать в
общем деле. Стал по субботам ездить в магазин помогать Дональду. Окрепнув, я
стал с ним вместе развозить покупателям товары на дом. Торговая Шестая авеню
примыкала к жилым кварталам. Небольшие особняки и доходные дома между Шестой
и Девятой авеню по обеим сторонам от Бродвея вмещали в себя население целого
небольшого города, так что было где развернуться. Дональд доставлял
пластинки, заказанные по телефону, кроме того, приемники и граммофоны,
оставленные для ремонта. Иногда его маршрут пролегал к югу, в район 14-й
улицы, где были склады оптовиков, снабжавших отца запасными частями и
пластинками. Мне эти поездки были страшно интересны, во мне все трепетало, и
я не боялся, потому что рядом был старший брат. В пятнистой тени надземки
Третьей авеню мы проходили под черной стальной эстакадой, которая тряслась и
гудела так, что дрожала мостовая, когда вверху с громом прокатывались
невидимые поезда. Это был самый громкий шум в мире. Какой-то ураган звуков;
когда поверху катил поезд, услышать, что тебе говорят, было невозможно. Там
и сям видны были шпалы, между которыми - ничего, один воздух. Люди жили в
домах, у которых окна третьего или четвертого этажа выходили прямо на пути,
так близко, что, если захочешь, можешь выпрыгнуть на железную дорогу, а
прожектор грохочущего локомотива светил по ночам в комнаты. Мы проходили
мимо христианских благотворительных ночлежек, у дверей которых слонялись
мужчины в мятых кепках и потертых пальто, озирая всех проходящих мимо;
смотрели на рекламы татуировочных заведений и парикмахерских, где за стрижку
и бритье брали пятнадцать центов, а то вдруг попадался ломбард с
выставленным у дверей деревянным индейцем или тир - десять выстрелов за
десять центов. Люди с рекламными досками на спине и груди и буклетиками в
руках расхаживали по улицам, прославляя "Веселое ревю" и "Олд-Голд": "Есть
сигареты дешевле, но нет лучше". Мы останавливались под навесами
кинотеатриков, рассматривали в их витринах кадры из фильмов и фотографии
кинозвезд, о которых я слыхом не слыхивал. Как объяснил Дональд, там люди за
десять центов просиживают целый день - просто чтобы было где выспаться.
Разносчики продавали у тротуара с тележек все что угодно: обувь, галантерею,
фрукты, даже книги. Какие-то мужчины спали в подъездах, подложив руки под
голову, - взрослые мужчины, а спали свернувшись калачиком, прямо как я.
Подъезд для них дом родной. Все это видя, как мог я не понять значение
бизнеса? Урок достаточно наглядный. Мы с Дональдом продирались сквозь толпы,
ожидающие, когда светофор зажжется зеленым, Дональд бесстрашно прокладывал