"Томас Диш. 334" - читать интересную книгу автора

говорили, а брак без детей - это не брак.
Он пошел в Барнард. Что, был какой-то выбор?

3

Утром перед экзаменом по истории искусства Берти лежал на кровати в
пустой комнате общаги, дремал и думал о любви. Снова заснуть ему не
удавалось и вставать тоже не хотелось. Тело его под завязку переполняла
энергия, хлестала через край, но это не была энергия вставать, чистить зубы
и спускаться завтракать. В любом случае завтракать было поздно; да ему и
тут неплохо.
Через южное окно вливался солнечный свет. Ветерок взъерошил
пожелтевшие листки, прикнопленные к доске объявлений, колыхнул рубашку,
подвешенную к карнизу, и дыханием коснулся пушка на тыльной стороне ладони
Берти - там, где имя ее смазалось до пятна внутри сердечка, выведенного
шариковой ручкой. Он перевернулся на левый бок, позволив одеялу сползти на
пол. Оконная рама заключала в себе прямоугольник идеально-голубого неба.
Дивно! На дворе март, но такое ощущение, будто апрель или май. Дивный день
предстоит, дивная весна. Он почувствовал это мышцами груди и живота, когда
глубоко втянул воздух.
Весна! Потом лето. Легкий ветерок. Можно без рубашки.
Прошлым летом в Грэйт-Киллз-харбор, горячий песок, волосы Милли ерошит
свежий бриз. Снова и снова рука ее поднимается откинуть челку, будто вуаль.
О чем они говорили весь тот день? Обо всем. О будущем. Об ее никчемушном
отце. Милли все была готова отдать, лишь бы вырваться из 334 и зажить своей
жизнью. Теперь, работая на авиакомпанию, она могла претендовать на место в
какой-нибудь общаге поприличней; хотя для нее - не привыкшей, в отличие от
Берти, к коммуналкам - это, наверно, будет тяжеловато. Но со временем, со
временем...
Лето. Триумфальный проход рука об руку среди простертых на песке тел,
лужайки плоти. Втирать ей лосьон. Летнее волшебство. Рука его скользит.
Ничего определенного, затем определенней донельзя, как солнечный свет. Как
будто сексом занимается весь мир, море, небо, все на свете. То щенячий
восторг, то форменное свинство. Воздух полнится звуками песен, сотни сразу.
В такие моменты он понимал, что значит быть композитором или великим
музыкантом. Он становился исполином, набухал величием. Бомба с часовым
механизмом.
Часы на стене показывали 11:07. "Сегодня мне повезет", - клятвенно
пообещал он. Рывком выскочив из кровати, сделал десять отжиманий на
кафельном полу, все еще влажном после утренней приборки. Потом еще десять.
Отжавшись последний раз, Берти растянулся ничком, впечатав губы в
прохладные влажные плитки. У него стояло.
Зажмурив глаза, он сунул руку в трусы и стиснул кулак. Милли! Твои
глаза. О Милли, я люблю тебя. Милли, о Милли, о Милли. Господи! Руки Милли.
Ямочка в основании спины. Прогиб. Не уходи, Милли! Милли? Люби меня? Я!
Он кончил, и семя выплеснулось долгой широкой струей на пальцы и
тыльную сторону ладони, на сердечко, на "Милли".
11:35. Экзамен по истории искусства в два. Десятичасовой выездной
семинар по потребительству он уже пропустил. Не повезло.
Он завернул зубную щетку, помазок, бритву и крем в полотенце и