"Томас Диш. 334" - читать интересную книгу автора

котором говорилось, что единственный способ подготовиться к переэкзаменовке
- это развить в себе уверенное, живое расположение духа. Месяцем позже
Берти прибыл, куда ему назначалось, на Централ-стрит, в уверенном, живом
расположении духа. Только потом, сидя на площади у фонтана и обсуждая тесты
с коллегами-мучениками, он осознал, что сегодня пятница, 13 июля. Засада!
Не надо было ждать заказного письма, чтобы узнать результат: вишенка,
яблочко и бананчик. Тем не менее, письмо ударило как обухом по голове.
"Ай-кью" упал на один балл; по шкале творческих способностей
Скиннера-Уоксмэна Берти опустился до идиотических четырех баллов. Новый же
суммарный результат: 21 балл.
Особенно бесила "четверка" по Скиннеру-Уоксмэну. В первой части теста
предлагалось выбрать самую смешную кульминационную фразу из четырех
предложенных, и аналогично - с концовками рассказов. В прошлый раз было
примерно так же; но потом его отвели в какую-то нелепую пустую комнату. С
потолка свисали две веревки; Берти дали плоскогубцы и сказали связать
веревки вместе. Снимать веревки с крюков не позволялось.
Это было невозможно. Если держать одну веревку за самый конец, то
вторую было не достать ну никак, даже если тянуться носком ноги. Несколько
лишних дюймов за счет плоскогубцев картины ничуть не меняли. К концу
отведенных десяти минут он был готов вопить в голос. Невозможных задач было
еще три, но к тому времени он даже не пытался напрягаться, так, только вяло
подергивался.
У фонтана какой-то вундеркинд хренов объяснил, что они все могли бы
сделать: привязать плоскогубцы к концу одной из веревок и раскачать, как
маятник; потом пойти и взять...
- Знаешь, - перебил вундеркинда Берти, - что бы я лучше привязал туда
качаться? Слышь, чудак на букву "м"? Тебя!
Что, согласились остальные, вышло бы куда смешней, чем все их выборы
из четырех возможных вариантов, вместе взятые.

Только после того, как погорел с тестами, он сказал Милли, что
переклассифицирован. Как раз тогда в их отношениях наметилась некая
холодность - ничего серьезного, так, облачко набежало на солнце, - но все
равно Берти опасался, как она может отреагировать и не станет ли
обзываться. На деле же Милли проявила самый настоящий героизм - воплощенные
нежность, забота и бескомпромиссная решительность. Раньше она и не
понимала, говорила Милли, насколько любит Берти; насколько он ей нужен.
Теперь она любит его еще сильнее, когда... можно было и не объяснять: все
читалось в их лицах, в глазах, черных и блестящих у Берти, карих с
золотистыми искорками у Милли. Она пообещала, что пройдет с ним через это
испытание рука об руку. Подумать только, диабет! И даже не у него! Чем
больше она об этом думала, тем сильнее распалялась, тем решительней
намеревалась не дать какому-то там бюрократическому Молоху строить перед
ней и Берти Господа Бога. (Молоху?) Если Берти готов пойти в Барнардскую
ДОШ, Милли готова ждать его сколько потребуется.
Четыре года, как выяснилось. Система баллов была так замастырена, что
до выпуска каждый год считался всего за полбалла, зато выпуск - сразу за
четыре. Не упрись Берти рогом в переэкзаменовку, добрал бы до двадцати пяти
баллов за два года. Теперь в натуре придется за диплом горбатиться.
Но он любил Милли, и он хотел на Милли жениться, и что бы там ни