"Сергей Диковский. Патриоты" - читать интересную книгу автора

рая, о котором уже третий год кричали газеты. Двое молодых солдат умерли
от бери-бери [болезнь, родственная цинге, вызывается однообразной и
скудной пищей] еще по дороге в Сейсин, несколько южан отморозили ноги на
перегоне Муляо - Дунчжун, а неразговорчивый пулеметчик Цугамо был списан
на острова после очередного просмотра солдатских дневников.
На вечерней поверке господин фельдфебель объявил об этом печальном
случае так:
- Не чувствуя под собой почвы Ямато [древнее название Японии], рядовой
второго разряда Цугамо проявил малодушие и в тоске возвратился в казармы
шестого полка.
Тоска по Ямато... Вот уж чего Сато никак не мог понять! Он долго
посмеивался, вспоминая унылую фигуру Цугамо... Стоит ли тосковать по
вяленой камбале и сорному ячменю, если здесь каждый день дают тофу, рис,
сахар и овощи, а по праздникам леденцы и сакэ? С гордостью Сато оглядывал
новый полушубок, подбитый белой овчиной, бурки и шерстяные перчатки. Чего
стоил один только китель с прекрасными бронзовыми пуговицами, жестким
воротником и поперечными красными погонами! А просторный ранец, набитый
запасными башмаками, бельем, патронами и галетами, - скрипучий,
восхитительно пахнущий свежей кожей и лаком... А гладкий алюминиевый
котелок... А ящик с лекарствами... Нет, надо быть грязной свиньей, чтобы
после всего этого зубоскалить, подобно Цугамо.
Щеки Сато лоснились. Он был сыт, благодарен, счастлив. Еще ни разу он
не открывал банки с гусиным салом, не растирал спиртом побелевших пальцев.
Толстая фуфайка, горячая кровь и ладанка из хвоста ската отлично защищали
его от мороза и ветра. С первого взгляда ладанка не внушала доверия, но
гадальщик был так назойлив, что Сато пришлось раскошелиться. За три иены
он получил шершавый мешочек и несколько ценных советов. Он узнал, что
должен остерегаться пятницы, не спать с раскосыми женщинами и ждать
несчастья на сорок третьем году жизни.
Сато шел двадцать второй. Подпрыгивая на высокой автомобильной скамье,
он спокойно рассматривал мертвую степь. Земля поражала Сато безлюдьем. Он
привык к побережью Хоккайдо, где на каждом шагу видишь мокрые сети и
слышишь "конници-ва" [здравствуйте, добрый день]. Здесь только арбы,
скрипевшие в стороне от дороги, напоминали о жизни, фанзы маньчжур были
пусты, пергамент на окнах разорван, печи холодны. На глиняных полах
валялись груды тряпья и бумаги. Встречались и трупы - темные, занесенные
пылью, застывшие в удивительных позах. Возле потухших кузниц валялись
колеса. Мехи и железо были унесены в горы, где ковались самодельные сабли
и пики.


Несколько раз ночь заставала колонну в мертвых поселках. Это были
короткие остановки без приключений и занимательных встреч. Одна ночевка
была похожа на другую, как потертые циновки, на которых спали солдаты.
Сначала санитарный врач исследовал воду в колодцах и отмечал желтым мелком
негодные фанзы, затем отряд располагался на ночлег.
Света в фанзах не зажигали. Только пламя, вспыхивавшее в низких печах,
освещало то стриженые солдатские головы, то руки, жадно ловившие тепло.
Странно было видеть издали темные, молчаливые фанзы, из труб которых
вылетали искры и дым.