"Сергей Диковский. Главное - выдержка" - читать интересную книгу автора

собачьих глистах. Нашпигованный разными историями до самого горла, кок
болтал даже во сне.
- Вот это посудина! - закричал он, вскарабкавшись на борт "Осака-Мару".
- А где капитан? Молчит? Ну, понятно... Знает кошка... Лейтенант здорово
беспокоился, как бы чего не вышло с ловцами... Сколько их? Тысяча? А? Я
полагаю, не меньше... Косицын в машине? Травит, конечно! Бедный парень...
Я думаю, из него никогда не выйдет моряка...
Увидев в руках кока тяжелую сумку, Широких сразу оживился.
- Значит, кое-что захватил?
- Для тебя? Ну, еще бы, - ответил с гордостью Костя.
Он открыл сумку и показал нам пачку бинтов, бутыль с йодом и толстый
резиновый жгут.
- Ешь сам! - сказал Широких, обидясь.
К счастью, у Скворцова отлично работали не только язык, но и руки.
Быстро отыскав камбуз, он потеснил японского кока и принялся колдовать над
плитой.


Наш караван растянулся миль на пять. Впереди, отряхиваясь от воды точно
утка, шел "Смелый", за ним ползли черные утюги пароходов, и в конце
кильватерной колонны, чуть мористее нас, светился бурун катера "Соболь".
Туман, провожавший нас от Оловянной, перешел в дождь. Радужная
мельчайшая изморось оседала на палубу, на чехлы шлюпок, на брезентовые,
сразу задубевшие плащи. Слева по борту тянулся ровный западный берег
Камчатки с тонкими черными трубами заводов и крытыми толем навесами.
Справа лениво катились к горизонту рябые от дождя складки воды.
Мы двигались вдоль самого оживленного участка Камчатки. Шторм стих, и
тысячи лодок спешили в море, к неводам, полным сельди. Некоторые проходили
так близко, что видно было простым глазом, как ловцы машут руками,
приветствуя нас.
На одной из кавасаки рулевой, служивший, видимо, прежде во флоте,
бросил румпель и передал нам ручным телеграфом:
"Поздравляем богатым уловом".
В самом деле, улов был богат. Первый раз мы вели в отряд не воришку
кавасаки, не рыбацкую шхуну, а целый заводище, на палубе которого
разместится сто таких катеров, как "Смелый" и "Соболь".
Мокрая палуба "Осака-Мару" по-прежнему была пуста. Видимо, японцы
свыклись с мыслью об аресте и решили не обострять отношений; только матрос
и второй помощник капитана - оба в желтых зюйдвестках и резиновых сапогах
- прохаживались вдоль правого борта, поглядывая то на катер, то на белый
конус острова Шимушу, едва различимый в завесе дождя. Чего они ждали?
Встречного японского парохода, кавасаки, полицейской шхуны, которая
постоянно бродит вблизи берегов Камчатки, или просто следили за нами?
Время от времени матрос подходил к рынде, укрепленной на фок-мачте, и
отбивал склянки.
За всю вахту офицер и матрос не обменялись ни одним словом. Оба они
держались так, как будто на корабле ничего не случилось. Офицер позевывал,
матрос стряхивал воду с брезентов и поправлял на лодках чехлы.
Равнодушие японцев, шум винта, ровный, сильный звук колокола - все
напоминало о спокойной, размеренной жизни большого корабля, которую ничто