"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

дням.

Меня совсем бы не удивило, если бы он выждал, пока мы все уйдем, прежде
чем двинуться по дороге между высокими серыми эвкалиптами. В своей жизни он
слышал лишь шорох сухих листьев под ногами, сражался с ветром, который лишь
его настигал, и в роковые минуты, как, например, в топи среди гуайав, лишь
он мог своими собственными руками вытащить себя из трясины в покое зарослей,
и радость снова шагать навстречу ветру была лишь его неповторимой радостью.
Было у него всего две-три вещи, и только. Но любил он их так, как,
представлялось мне в ту пору, лишь бедняки любят свой нехитрый скарб.
Как-то утром я мог спросить его, почему он не покидает этот поселок,
почему не поищет ее где-нибудь в другом месте? Но мое молчание было столь же
нелюдимым, как и его, а мое одиночество - столь же заносчивым. К тому же он
сам мог спросить меня, почему я не покидаю это детство, почему не покидаю
эти дни и не отправлюсь искать ее? По правде говоря, мы оба оставались все
там же. На предначертанных нам, одних и тех же местах. Только вот он был так
ужасно обманут, а я все еще жду смертного часа.

Иногда по вечерам, которые я проводил облокотившись на перила черного
моста, перекинутого через железнодорожный путь, мне казалось, что я слышу
бедного певца далеко вдали. Дома в Арройо Наранхо подравнивали свои белые
глинобитные ограды. Они грезили, что однажды море подступит к самым их
стенам и корабли приплывут к ним с вестями и товарами со всех концов земли.
Вечер молчаливо топил их в глубоких золотых сумерках, которые отсвечивали
стариной, словно бы Карточный Король стряхнул с себя золотую пыль. И на
самом дне этого озера, чью высочайшую, чуть синеватую поверхность мы едва
различали снизу, мы оба таились в ожидании.
В тот последний вечер, когда я слышал, как он слоняется по поселку -
ручеек моего ожидания перерастал в широкую реку, - я находился недалеко от
крыльца, возле разрушенной чаши фонтана. В ней было сделано несколько грубых
проломов, словно пробитых первобытным тараном, а на каменных глыбах
посредине, которые раньше были в центре фонтана и покрыты водой, сейчас
росли красные цветки (мы набивали ими свои дорожные котомки, ибо нам было
известно: путешественники никогда не берут с собой провиант, а, постигая
секреты леса, наталкиваются на самые неожиданные чудеса) - мы осторожно
отрывали эти цветки от их ножек и высасывали сладкий, как мед, сок. Я много
раз забирался туда и думал о тех днях, когда воду рассекали красные рыбы, а
большой фонтан был полномочным представителем моря. В этом водоеме,
рассекаемом рыбами, таилось одно из потерянных воспоминаний, которое я
пытался отыскать на песке, устилавшем дно. Помнится, я повторял про себя:
"Отец, ты вправду позабыл Арройо Наранхо или заблудился на пустынном берегу,
около холодного моря, в надежде найти в береговых зарослях тропку, ведущую к
нам?" С той поры как осушили фонтан, он не мог появиться больше на островке
в центре, с ногами по щиколотку в воде, с долгожданными вестями-подарками.
Высочайшие каменные стены были тогда между нами и богом.
Когда, выплывая из воспоминаний, я поднял глаза, то увидел рядом
девочку. Она пришла с поля, находившегося слева от фонтана, оттуда, где
росли две жавшиеся друг к другу группы пальм, три с одной стороны и две с
другой, во время наших сражений они служили нам фортами. Я вообразил, что
она всегда жила в этом поле и должна была знать истории о королях, которые