"Элисео Диего. Дивертисменты " - читать интересную книгу автора

принимая все это за обычный вечерний сумрак. Маленький и одинокий, он
садится в широкое плетеное кресло, как хорошо воспитанный ребенок, снимает
белую шапку, играет ею, читает буквы, образующие надпись "Redoutable", и
ждет.

И тут я догадываюсь о страшной опасности. Скажите на милость, из какой
материи сотворены мальчик, стены, портрет, - разве не из той же вековечной
массы грез, не из той же, что образует ночи, вчерашние и позавчерашние дни?
И нет ничего странного тогда, что фигура спускается с портрета, приближается
к мальчику и окликает его: "Элисео". Теперь-то вы понимаете страшную
опасность, угрожающую всем устоям и законам, которые, подобно чемпиону, я
должен отстаивать до самой смерти? Видите, фигура приближается и окликает
мальчика, видите, мгла приближается и окликает свет, видите, хаос
приближается и отрезает грезе путь к бегству! Подобен жалкому зверьку
порядок, трусливое у него сердчишко!
В зале становится темно. Окно, словно огненный колодец из чистого
золота, излило на пол светящийся ковер. Его неясная, совершенная,
бесконечная глубина наполнена разлитой снаружи ночью. Перед самым моим лицом
мерцает этот коридор света, эта уходящая к звездам дорога. Свет омывает ноги
спокойного мальчика, от кромки света взмывает стена.

Взгляните на меня - рассмотрите Элисео Диего: напрягая слух и зрение,
он стережет шестилетнего мальчика. Я и говорю (я ведь сказал об этом), я и
пишу (и о ком пишу - тоже я). В моем огромном теле гиганта я проник в ту
часть истории, на которой никто не задержался, ведь я, гигант, проник в
историю с другой стороны, и упорядочиваю ее, творю, и этим творю самого
себя. Видите Элисео Диего, который повернулся лицом к своей грезе и глядит
на нее во все свои глаза? Вот бы сделать ее вечной! Вот бы ей стать
непреходящей, одной увековеченной минутой, длящейся столько, сколько длится
слово! Вы видите преображение мальчика в меня, в тело из темного праха,
которое он одушевляет своей кровью, - в гиганта, ютящегося в ночной
пропасти, приблизившего свое лицо к дверям грезы? Здесь в точности
повторяется его скорбь, повторяюсь я - его двойник - в сотворенном им мире,
выглянувший из двери в ночную пропасть, в то время как свет, возникший
вокруг его пространства, затопляет его книги и бумаги, запаляя их на своем
холодном костре, - говорю вам: я умираю с каждым написанным словом, так же
как с каждым часом умирает он, а окончательно я умру с последним словом. Я -
Элисео Диего, стоящий лицом к лицу со своей грезой, - во все глаза гляжу на
этого мальчика, который прячется в полумраке, на эту картину на высокой
стене, в широкой раме, распахнутой в кошмарный сон и в хаос, из которой
выглядывает угрожающая фигура. И я подхожу и говорю.
"Дорогой наш кузен, - говорю я так, что мальчик этого не видит, -
дорогой кузен, если ты не двигаешься, если ты намерен ничего не видеть, не
слышать, не чувствовать, то я расскажу всем этим господам, - и я делаю
широкий жест, домысливающий вокруг меня строгих господ, преисполненных
почтения и отвешивающих вежливые поклоны, - расскажу всем этим господам
чудесную историю твоей смерти". И тихонько, на ухо, я рассказываю мальчику
все как было, успокаиваю, унимаю его - он перестает играть своей шапкой и
засыпает.