"Дени Дидро. Племянник Pamo" - читать интересную книгу автора

казалось, видит размеченную партитуру, напевает, берет вступительные
аккорды, исполняет какую-то вещь Альберти или Галуппи - не скажу точно, чью
именно. Голос его порхал как ветер, а пальцы летали по клавишам, то оставляя
верхние ноты ради басовых, то обрывая аккомпанемент и возвращаясь к верхам.
На лице его одни чувства сменялись другими: оно выражало то нежность, то
гнев, то удовольствие, то горе; по нему чувствовались все piano, все forte,
и я уверен, что человек более искушенный, чем я, мог бы узнать и самую пьесу
по движениям исполнителя, по характеру его игры, по выражению его лица и по
некоторым обрывкам мелодии, порой вырывавшимся из его уст. Но что всего было
забавнее, так это то, что временами он сбивался, начинал снова, как будто
сфальшивил перед тем, и досадовал, что пальцы не слушаются его.
- Вот, - сказал он, выпрямляясь и вытирая капли пота, которые текли по
его щекам, - вы видите, что и мы умеем ввести тритон, увеличенную квинту и
что сцепления доминант нам тоже знакомы. Все эти энгармонические пассажи, о
которых так трубит милый дядюшка, тоже не бог весть что; мы с ними тоже
справляемся.
Я. Вы очень старались, чтобы показать мне, какой вы искусный музыкант;
а я поверил бы вам и так.
Он. Искусный? О нет! Но что до самого ремесла, то я его более или менее
знаю, и даже больше чем достаточно; разве нужно у нас знать то, чему учишь?
Я. Не более, чем знать то, чему учишься.
Он. Верно сказано, черт возьми, весьма верно! Но, господин философ,
скажите прямо, положа руку на сердце, - было время, когда вы не были так
богаты, как сейчас?
Я. Я и сейчас не слишком-то богат.
Он. Но летом в Люксембургский сад вы больше не пошли бы... Помните?
Я. Оставим это - я все помню.
Он. В сером плисовом сюртуке...
Я. Ну да, да.
Он. ...ободранном с одного бока, с оборванной манжетой, да еще в черных
шерстяных чулках, заштопанных сзади белыми нитками.
Я. Ну да, да, говорите что угодно.
Он. Что вы делали тогда в аллее Вздохов?
Я. Являл жалкое зрелище.
Он. А выйдя оттуда, брели по мостовым?
Я. Так точно.
Он. Давали уроки математики?
Я. Ничего не смысля в ней. Не к этому ли вы и вели всю речь?
Он. Вот именно.
Я. Я учился, уча других, и вырастил несколько хороших учеников.
Он. Возможно, но музыка не то, что алгебра или геометрия. Теперь, когда
вы стали важным барином...
Я. Не таким уж важным.
Он. ...когда в мошне у вас водятся деньги...
Я. Весьма немного.
Он. ...вы берете учителя к вашей дочке. Я. Еще нет; ее воспитанием
ведает мать: ведь надо со хранить мир в семье.
Он. Мир в семье? Черт возьми, да чтобы сохранить его, нужно быть самому
или слугой, или господином, а господином-то и надо быть... У меня была
жена... царство ей небесное; но когда ей порой случалось надерзить мне, я