"Гордон Диксон. Путь Пилигрима" - читать интересную книгу автора

настроение исчезало, уступая место сомнениям и страху. Теперь, когда все
кончилось, его трясло и подташнивало...
За последние два года он повидал чересчур много казней по приказу
пришельцев. И не решился бы вернуться в алаагский штаб в таком состоянии.
Ему, скорей всего, придется сообщить Лит Ахну о происшествии, которое
задержало его при исполнении курьерских обязанностей; и ему ни в коем случае
нельзя выдать свои истинные чувства в отношении увиденного. Алааги хотели,
чтобы их персональный скот был похож на них самих - спартанский по духу,
несгибаемый, не придающий значения своей или чужой боли. Любая человеческая
особь, обнаруживающая свои эмоции, считалась "больной" по меркам алаагов.
Репутация алаагского хозяина - будь это даже Правитель всей Земли - могла
пострадать, если бы он содержал у себя нездоровый скот.
Сам Шейн мог бы окончить жизнь на пиках, несмотря на то что Лит Ахн
вроде бы испытывал к нему симпатию. Ему придется подавить свои чувства, и
поскорее. В лучшем случае он мог бы украсть еще полчаса из своего графика в
добавление ко времени, потраченному на созерцание казни, и в эти полчаса ему
необходимо взять себя в руки. Он повернул обратно и пошел по улице,
отходящей от площади, вслед за остатками разбредающейся толпы.
На этой улице когда-то размещались небольшие лавки вперемежку с редкими
более крупными магазинами или деловыми учреждениями. Внешне она не
изменилась. Тротуары и мостовая не были разбиты или замусорены. Витрины
магазинов, хотя и почти пустые, оставались в целости и сохранности. Алааги
не терпели грязи или разрухи. Они с равным усердием и беспристрастием
вычищали жилые районы больших городов и руины Парфенона в Афинах; но уровень
жизни, который был установлен для большей части человеческого скота, едва
позволял сводить концы с концами даже тем, кто был в состоянии работать дни
напролет.
За полтора квартала от площади Шейн остановился у двери под неясным
силуэтом когда-то неоновой вывески бара. Он вошел в большую мрачную комнату,
почти не изменившуюся с прошлых времен, не считая того, что на полке за
стойкой не было видно множества бутылок со спиртным. В теперешние времена
разрешалось производить лишь небольшое количество дистиллированного
алкоголя. Люди пили местное вино или пиво.
В этот час заведение было заполнено посетителями, в основном мужчинами.
Все хранили молчание после эпизода на площади, и все поспешно, большими
глотками пили бочковое пиво из высоких толстостенных стаканов. Шейн пробился
к дальнему углу у стойки. Там стоял бармен, нагружая подносы полными
стаканами для единственной официантки, относившей их на столики и в кабинки
на улице.
- Один, - сказал Шейн.
Секунду спустя перед ним поставили полный стакан. Он заплатил и,
облокотившись на стойку и зажав голову ладонями, уставился в глубь
коричневатой жидкости.
И снова Шейну вспомнился мертвец на пиках с развевающимися под ветром
волосами. Наверняка, думал он, эта бабочка, называемая пилигримом, - некое
предзнаменование. Он попытался отгородиться образом бабочки от воспоминаний
о мертвеце, но здесь, в стороне от голубого неба и солнечного света,
крошечный силуэт не хотел обретать очертаний перед его мысленным взором. В
отчаянии Шейн снова прибегнул к своему личному душевному утешителю - образу
человека в одеянии с капюшоном, бросающему вызов всем алаагам и воздающему