"Чарльз Диккенс. Жатва" - читать интересную книгу автора

водилось - не проходил он моей выучки, - хорошо помогает мне. Я рассудил
так: помалкивай, пусть думают, что все заглохло. Под рукой делай что хочешь,
но виду не показывай, не то полсотни их стакнется между собой и так спрячет
этого сбежавшего жулика, что его и не найдешь. Знай себе помалкивай, и
мало-помалу воры перестанут остерегаться, и тут-то мы их и накроем.
- Весьма хитроумно, сэр, - заметила миссис Спарсит. - И чрезвычайно
интересно. А та старуха, сэр, о которой вы...
- Та старуха, сударыня, еще не в наших руках, - сухо оборвал ее
Баундерби, не видя повода для хвастовства в этом разговоре. - Но ручаюсь
вам, она от нас не уйдет - об этом старая ведьма может не беспокоиться. А
покуда, сударыня, ежели вам угодно знать мое мнение, то чем меньше мы будем
говорить о ней, тем лучше.
После обеда миссис Спарсит, отдыхая от сборов в дорогу, из окна своей
комнаты видела, как Луиза еще ниже спускается по роковой лестнице.
Она сидела в саду, в беседке, и очень тихо разговаривала с мистером
Хартхаусом; он стоял, так близко наклонившись к ней, что почти касался лицом
ее волос. "А может быть, и не почти!" - сказала миссис Спарсит, донельзя
напрягая свои ястребиные глаза. Расстояние было слишком велико, и миссис
Спарсит не слышала ни единого слова из их беседы, и даже о том, что они
вообще что-то говорили, она могла только догадываться по выражению их лиц; а
говорили они вот что:
- Вы помните этого человека, мистер Хартхаус?
- Отлично помню!
- Его лицо, и как он держался, и что сказал?
- Помню. И по правде говоря, впечатление он произвел на меня самое
мрачное. Унылый субъект и скучный до крайности. Не без хитрости, однако,
этакая смиренная добродетель. Но, уверяю вас, пока он разглагольствовал, я
невольно подумал: "Ну, братец ты мой, пересаливаешь!"
- Мне очень трудно подозревать этого человека в чем-нибудь дурном.
- Дорогая моя Луиза - как вас называет Том - (никогда Том ее так не
называл), вы знаете что-нибудь хорошее о нем?
- Нет, конечно.
- Или о ком-нибудь другом из этих людей?
- Откуда? - спросила она таким тоном, каким уже давно не говорила с
ним, - ведь я ровно ничего об этих людях не знаю.
- Тогда соблаговолите, моя дорогая Луиза, выслушать почтительнейшие
разъяснения вашего преданного друга, который кое-что знает о некоторых
разновидностях своих превосходнейших ближних, ибо я охотно верю, что они
превосходнейшие люди, невзирая на присущие им маленькие слабости, как,
например, - не упускать того, что плохо лежит. Этот человек много
рассуждает. Все люди рассуждают. Он ратует за высокую нравственность.
Сколько угодно шарлатанов ратуют за высокую нравственность. От палаты общин
до уголовной тюрьмы - повсюду одни ревнители нравственности. Только в наших
рядах их нет, и в этом особенная прелесть нашей партии. Вы сами видели и
слышали, с чего все началось. Перед вами был человек - из тех, что вечно в
пуху, - недовольный своим жребием, и мой глубокоуважаемый друг, мистер
Баундерби, который, как нам известно, не обладает деликатностью, способной
смягчить ожесточение таких людей, обошелся с ним весьма круто. Рабочий этот
был обижен, зол, он вышел из вашего дома сердито ворча, встретил
кого-нибудь, кто предложил ему участвовать в налете на банк, согласился,