"Чарльз Диккенс. Жатва" - читать интересную книгу автора

по ее римскому носу.
Но главной силой миссис Спарсит была и оставалась ее непоколебимая
решимость жалеть мистера Баундерби. То и дело, глядя на него, она горестно
качала головой, словно хотела сказать: "Увы, бедный Йорик!"[16] Невольно
выдав таким образом свои чувства, она заставляла себя приободриться и
судорожно веселым голосом говорила: "Я рада, что вы не падаете духом,
сэр!" - и всячески давала понять, какое это, по ее мнению, великое благо,
что мистер Баундерби так легко несет свой крест. Была в ее поведении и еще
одна странность, за которую ей неоднократно приходилось извиняться, но
переломить себя она никак не могла. Она почему-то упорно называла миссис
Баундерби "мисс Грэдграйнд" и в течение вечера оговорилась таким образом раз
сто. Эта столь часто повторяемая ошибка в конце концов несколько смутила
миссис Спарсит; но, право же, смиренно оправдывалась она, такое обращение
для нее вполне естественно, между тем как представить себе, что мисс
Грэдграйнд, которую она имела счастье знать в детстве, теперь и в самом деле
миссис Баундерби, почти невозможно. И весьма примечательно, что чем больше
она об этом думает, тем меньше ей это кажется возможным, - "при столь явном
несоответствии", - заключила она.
После обеда, в гостиной, мистер Баундерби учинил суд над грабителями:
допросил свидетелей, записал их показания, признал подозреваемых лиц
виновными и приговорил их к высшей каре, предусмотренной законом. Засим он
отпустил Битцера в город, поручив ему передать Тому, чтобы тот почтовым
поездом воротился домой.
Когда внесли свечи, миссис Спарсит прошептала:
- Умоляю вас, сэр, не грустите. Я хочу видеть вас таким же веселым,
каким вы были раньше.
Мистер Баундерби, который под воздействием этих попыток утешить его
впал в совершенно несвойственное ему и оттого крайне нелепое элегическое
настроение, тяжко и шумно вздохнул, словно некое морское чудовище.
- У меня душа за вас болит, - сказала миссис Спарсит. - Почему бы вам
не сыграть в трик-трак[17], сэр, как в былые дни, когда я имела честь жить с
вами под одной кровлей.
- С той поры, сударыня, я не садился за триктрак. - отвечал мистер
Баундерби.
- Да, сэр, - сочувственно сказала миссис Спарсит, - я это знаю. Я
помню, что мисс Грэдграйнд никогда не любила трик-трак. Но ежели вы
соизволите, сэр, я рада буду сыграть с вами.
Они сели играть у окна, выходящего в сад. Луна не показывалась, но
вечер был теплый, почти душный, в воздухе стоял сильный аромат цветов. Луиза
и мистер Хартхаус прогуливались по саду, и оттуда доносились их голоса, но
слов разобрать нельзя было. Миссис Спарсит, сидя за доской трик-трака, то и
дело напряженно смотрела в окно, пытаясь проникнуть взором в полутемный сад.
- Что там такое, сударыня? - спросил мистер Баундерби. - Уж не пожар ли
вы видите?
- Что вы, сэр, нет, нет, - отвечала миссис Спарсит, - меня роса
беспокоит.
- А какое вам дело до росы, сударыня? - спросил мистер Баундерби.
- Дело не во мне, сэр, - отвечала миссис- Спарсит. - Я боюсь, как бы
мисс Грэдграйнд не простудилась.
- Она никогда не простужается, - сказал мистер Баундерби.