"Чарльз Диккенс. Жатва" - читать интересную книгу автора

ощущение, если бы лицо, которое так пленительно преображалось для щенка,
вдруг преобразилось для него.
Взгляд у него был зоркий; и отличная память - он не забыл ни слова из
того, что выболтал ему Том. Все, что он узнал от брата, он вплетал в
собственные наблюдения над сестрой, и она уже не казалась ему неразрешимой
загадкой. Конечно, лучшие, наиболее глубокие чувства ее были недоступны его
пониманию, ибо человеческие характеры подобны морям - "бездна бездну
призывает"[14], - но все остальное в ней он довольно быстро прочел глазами
знатока.
Мистер Баундерби недавно приобрел усадьбу милях в пятнадцати от города,
куда можно было добираться по железной дороге, которая проходила в полутора
милях от нее и вела через множество виадуков по изрытой брошенными угольными
копями дикой местности, где по краям скважин мигали огни и маячили черные
громады буровых машин. Чем ближе к обители мистера Баундерби, тем местность
становилась менее суровой, а у самой его усадьбы превращалась в мирный
сельский пейзаж, белый с золотом по весне от боярышника и вереска, а все
лето затененный трепещущей листвой. Эта столь живописно расположенная
недвижимость досталась мистеру Баундерби по просроченной закладной одного из
кокстаунских магнатов, который, вознамерившись нажить огромное состояние
более коротким, чем обычно, путем, просчитался тысяч на двести фунтов.
Подобные оказии подчас случались в лучших кокстаунских семействах; но эти
банкроты не имели ничего общего с легкомысленным простонародьем.
Для мистера Баундерби водвориться в этом уютном маленьком поместье и с
крикливым смирением сажать в цветнике капусту было истинной отрадой. Ему
безмерно нравилось жить на казарменный лад среди изящного убранства комнат,
а своим происхождением он кичился даже перед картинами.
- Представьте, сэр, - говорил он какому-нибудь гостю, - Никитс (бывший
владелец) будто бы отдал семьсот фунтов за этот морской берег. Скажу вам
прямо, дай бог, чтобы я за всю жизнь взглянул на него семь раз, итого по сто
фунтов за взгляд. Нет, доложу я вам! Я не забыл, что я Джосайя Баундерби из
Кокстауна. В молодые годы - какие у меня были картины? Да и какие могли
быть, разве что я бы их украл? Портрет человека, который бреется, глядясь в
начищенный сапог, наклеенный на банке с ваксой. И еще как я радовался этой
самой ваксе, а пустые банки продавал по фартингу, и то за счастье почитал!
В том же духе он обращался к мистеру Хартхаусу:
- Хартхаус, вы привели сюда пару лошадей. Приводите еще хоть шестерку,
места хватит. В конюшне можно поставить дюжину; и ежели правда, что люди
говорят, то Никитс столько и держал. Целую дюжину, сэр. Мальчишкой он учился
в Вестминстерской школе[15]. Да, да, в Вестминстерской школе, по королевской
стипендии, а я в то время питался отбросами и спал на рынке в пустых
корзинах. Ежели бы я завел дюжину лошадей - чего я никогда не сделаю, потому
что мне предостаточно одной, - каково мне было бы глядеть на их просторные
стойла и вспоминать, где я сам ютился когда-то! Да я бы ни за что не стерпел
этого, сэр, я выгнал бы их вон. Но все на свете меняется. Вы видите эту
усадьбу; вы знаете, какая она; вы не станете отрицать, что ни в нашем
королевстве, ни где-либо еще - где именно, мне безразлично - не найти
ничего, что могло бы сравниться с ней. И вот, посреди этого великолепия, как
червяк, забравшийся в орех, расположился Джосайя Баундерби. А Никитс (так
сообщил мне вчера в банке один клиент), Никитс, который в Вестминстерской
школе играл в спектаклях на латинском языке, и наша высшая знать и важные