"Чарльз Диккенс. Сев" - читать интересную книгу автора

Когда она, пошатываясь, шагнула к нему, он с дрожью отвращения, не
открывая лица, посторонился и прошел в дальний угол комнаты. Она тяжело
упала на постель и тотчас захрапела. Он опустился на кресло и просидел не
шевелясь всю ночь. Только раз он поднялся и набросил на нее одеяло - словно
мало было одних его рук, чтобы заслониться от нее, даже впотьмах.


ГЛАВА XI

Тупик

Сказочные дворцы вспыхнули огнями прежде, нежели бледный утренний свет
озарил огромные змеи дыма, ползущие над Кокстауном. Стук деревянных подошв
по мостовой, торопливый звон колоколов - и все грузные слоны, начищенные и
смазанные, уже снова в припадке тихого помешательства делали свое тяжкое,
однообразное дело.
Стивен работал, склонясь над своим станком, молча, внимательно,
спокойно. Как непохож был он и все, кто трудился вместе с ним в этой чащобе
ткацких станков, на гремучую, трескучую, неугомонную машину, у которой он
стоял! Не бойтесь, добрые люди с опасливым складом ума, - никогда художество
не предаст забвению природу. Поставьте рядом, где угодно, и сравните
созданное богом и созданное человеком, и первое, будь то даже всего-навсего
кучка очень скромных рабочих рук, неизмеримо превзойдет достоинством второе.
Столько-то сотен рабочих рук на этой фабрике; столько-то сотен
лошадиных сил. Известно с точностью до силы в один фунт, чего можно ожидать
от машины; но вся армия счетчиков, выводящих цифры государственного долю, не
скажет мне, какова сила добра или зла, любви или ненависти, патриотизма или
недовольства, добродетели, выродившейся в порок, или порока, переродившегося
в добродетель, на какую способна, в любую минуту, душа хотя бы одного из
молчаливых слуг машины с непроницаемым лицом и мерными движениями. В машине
нет тайн; в каждом, самом ничтожном из них, заключена глубочайшая тайна - на
веки веков. Не приберечь ли нам математические вычисления для предметов
неодушевленных, и не, управлять ли этими грозными неведомыми величинами с
помощью других средств?
Настало утро, дневной свет, проникая в окна, уже затмевал зажженные в
цехах огни. Потом огни потушили, и работа продолжалась. Шел дождь, и дымовые
змеи, покорные проклятию, тяготеющему над всем змеиным семенем, волочились
по земле. На заднем дворе пар, паливший из выпускной трубы, дырявые бочки и
железный лом, поблескивающие кучи каменного угля, зола, рассыпанная повсюду
кругом, - все было затянуто пеленой дождя и тумана.
Работа продолжалась до полудня. Зазвонил колокол. Снова стук башмаков
по мостовой. Ткацкие станки, и зубчатые колеса, и рабочие руки остановились
на один час.
Стивен, бледный, осунувшийся, вышел из душного цеха на холод и сырость
мокрых от дождя улиц. Покинув своих собратьев и свой квартал, захватив с
собой только кусок хлеба, он направился к холму, где жил его хозяин - в
красном доме с черными ставнями снаружи, зелеными шторами внутри, черной
входной дверью, к которой вели две белые ступеньки, с именем БАУНДЕРБИ (из
букв, размерами сильно напоминающих его самого) на медной доске над круглой,
тоже медной дверной ручкой, похожей на поставленную в конце предложения