"Чарльз Диккенс. Сев" - читать интересную книгу автора

всего размаха ударился о жилет мистера Грэдграйнда и отлетел на мостовую.
- Что такое, Битцер? - сказал мистер Грэдграйнд. - Что ты делаешь? Как
ты смеешь так наскакивать на... на людей!
Битцер, подобрав шапку, упавшую с головы от толчка, попятился, стукнул
себя костяшками пальцев по лбу и смиренно сказал, что "он нечаянно".
- Это он гнался за тобой, Джуп? - спросил мистер Грэдграйнд.
- Да, сэр, - с запинкой отвечала девочка.
- Неправда, сэр, неправда! - закричал Битцер. - Она первая побежала.
Всем известно, что циркачи всегда болтают зря. Ты сама отлично это знаешь, -
повернулся он к Сесси, - все говорят, что циркачи болтают зря. Весь город
это знает так же твердо, как таблицу умножения, которой, кстати сказать,
сэр, циркачи не знают. - Этим Битцер хотел угодить мистеру Баундерби.
- Он напугал меня, - сказала девочка. - Такие страшные рожи корчил!
- Ах вот ты как? - крикнул Битцер. - Ну, конечно, и ты такая же!
Циркачка! Да я, сэр, и не глядел на нее. Я только спросил, сумеет ли она
завтра определить, что есть лошадь, - не то я могу объяснить ей еще раз. Тут
она убежала, и я побежал за ней, сэр, чтобы она сумела ответить, когда ее
спросят. Ты оттого и наговариваешь на меня, что ты циркачка!
- Я вижу, что дети отлично знают, кто она, - заметил мистер
Баундерби. - Еще неделя, и вся школа уже подглядывала бы в щелку.
- Вы совершенно правы, - отвечал мистер Грэдграйнд. - Битцер, кругом
марш и отправляйся домой. Джуп, подожди минутку. А ты, Битцер, ежели я еще
раз узнаю, что ты как сумасшедший носишься по улицам, ты услышишь обо мне от
своего учителя. Понимаешь, что я хочу сказать? Ну, ступай.
Мальчик, все время усиленно моргавший, еще раз стукнул себя костяшками
по лбу, глянул на Сесси, повернулся и ушел.
- А теперь, Джуп, - сказал мистер Грэдграйнд, - проводи меня и этого
джентльмена к твоему отцу. Мы к нему шли. Что это у тебя в бутылке?
- Джин, конечно. - сказал мистер Баундерби.
- Что вы, сэр! Это девять масел.
- Как ты сказала? - вскричал мистер Баундерби.
- Девять масел, сэр. Я этим растираю отца.
- Какого дьявола, - захохотал мистер Баундерби, - ты растираешь отца
девятью маслами?
- У нас все так делают, сэр, когда повредят себе что-нибудь на арене, -
отвечала девочка, оглядываясь через плечо, чтобы удостовериться, что ее
преследователь ушел. - Иногда они очень больно расшибаются.
- Так им и надо, - сказал мистер Баундерби, - пусть не бездельничают.
Сесси со страхом и недоумением подняла на него глаза.
- Черт возьми! - продолжал мистер Баундерби. - Я был моложе тебя лет на
пять, когда уже познакомился с такими ушибами, что ни десять масел, ни
двадцать, ни сорок не помогли бы. И ушибался я не оттого, что паясничал, а
оттого, что мною швырялись. Мне не довелось плясать на канате, я плясал на
голой земле, а канатом меня подстегивали.
Мистер Грэдграйнд, хоть и не отличался мягкосердечием, однако далеко не
был столь черствым человеком, как мистер Баундерби. Он, в сущности, по
натуре был не злой; и быть может, оказался бы даже добряком, если бы много
лет тому назад допустил какую-нибудь ошибку, подытоживая черты своего
характера. Когда Сесси привела их в узкий переулок, он сказал ей тоном,
который в его устах был верхом дружелюбия: