"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

окрестностях Клакенуэлл-грин и на задворках Друри-лейн. Внешностью эти кошки
весьма напоминают женщин, среди которых живут. Так и кажется, что они прямо
из грязных постелей выскочили на улицу. Они предоставляют своим детишкам без
всякого присмотра валяться в сточных канавах, а сами безобразно ссорятся,
ругаются, царапаются и плюются на углу. Я заметил, между прочим, что, когда
они ждут прибавления семейства (что происходит довольно часто), это сходство
становится разительным - и те и другие делаются грязными, неряшливыми и
совершенно ко всему безразличными. Положа руку на сердце, я не могу
припомнить, чтобы какая-нибудь кошачья матрона из этих слоев общества,
находясь в интересном положении, умывала бы на моих глазах мордочку.
Дабы не затягивать эти заметки о путешествии не по торговым делам среди
бессловесных тварей из глухих кварталов и закоулков, я лишь мимоходом
упомяну о надутом и унылом коте, во многом напоминающем собрата твоего -
человека, и скажу в заключение несколько слов о домашней птице, обитающей в
этих местах.
То обстоятельство, что существо, рожденное из яйца и наделенное
крыльями, может дойти до такого состояния, когда оно с удовольствием прыгает
вниз по лестнице в подвал и называет это "идти домой", само по себе
настолько удивительно, что ничему больше в этой связи не приходится
удивляться. Иначе я подивился бы тому, сколь полно отделилась домашняя птица
от птицы небесной - она пресмыкается среди кирпича, известки и грязи, забыла
о зеленых деревьях, превратила в насесты прилавки магазинов, тачки, бочки
из-под устриц, крыши сараев и железные скобы перед дверьми, о которые чистят
обувь. Глядя на этих птиц, я ничему не удивляюсь и принимаю их такими, какие
они есть. Я принимаю как феномен природы и как нечто само собой разумеющееся
знакомое мне захудалое семейство бентамок на Хэкни-роуд, которое не выходит
из лавки ростовщика. Нельзя сказать, что они весело проводят время, потому
что темперамента они меланхолического, но то веселье, на какое они способны,
они извлекают из того, что толпятся у бокового входа в лавку ростовщика. Там
всегда можно видеть, как они беспокойно трепещут крыльями, словно лишь
недавно дошли до такого жалкого положения и боятся, что их узнают знакомые.
Я знаю одного субъекта, выходца из хорошей семьи - из доркингов, который
выстраивает весь свой гарем у двери Кувшинного отдела грязной таверны
недалеко от Хэймаркета, марширует с ними под ногами посетителей, появляется
с ними в Бутылочном входе - и так проводит всю свою жизнь, редко когда во
время сезона ложась спать раньше двух часов пополуночи. По ту сторону моста
Ватерлоо живут две жалкие пеструшки (они принадлежат мастерской,
изготовляющей деревянные французские кровати, умывальники и вешалки для
полотенец), которые все время пытаются войти в дверь часовни. То ли эта
пожилая дама одержима религиозной манией, наподобие миссис Сауткот, и желает
непременно отдать свое яйцо в лоно именно этого вероучения, то ли просто
понимает, что ей в этом здании делать нечего, а потому особенно упорно
стремится в него попасть; как бы то ни было, она изо дня в день старается
подкопаться под главную дверь, а ее супруг, который нетвердо держится на
ногах, расхаживает взад и вперед, воодушевляя ее и бросая вызов вселенной.
Но семейство, с которым я лучше всего знаком с тех самых пор, когда покинул
докучливую сферу китайского круга в Брентфорде, обитает в самой
густонаселенной части Бетнел-грин. Их безразличие к предметам, средь коих
они живут, или, вернее, их убеждение, что все эти предметы созданы на
потребу домашней птице, так очаровало меня, что я многократно в разное время