"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

искусство бокса порождает у художника ассоциации в стиле Исаака Уолтона *.
Однако сейчас мой предмет составляют бессловесные твари с маленьких
улочек и закоулков. Что же до здешних жителей, то мы, быть может, вернемся
ради них в эти места, когда будет досуг и желание.
В столичных предместьях мне труднее всего понять, почему тамошние птицы
водят такую дурную компанию. Иноземные птицы зачастую попадают к людям
респектабельным, но английские неразлучны с подонками общества. В
Сент-Джайлсе ими полна вся улица, и я всегда находил их в бедных районах с
дурною славой, где самое место кабакам и лавкам ростовщиков. Они словно
подбивают людей предаваться пьянству, и даже человек, который изготовляет
для них клетки, ходит почти все время с подбитым глазом. Чем все это
объяснить? К тому же для личностей, одетых в короткополые вельветиновые
пальто с костяными пуговицами или в душегрейки и меховые шапки, они готовы
сделать то, чего от них никогда не добиться людям приличным. На грязных
задворках в Спитл-фалдс я обнаружил щегленка, который сам себе набирал воду,
причем набирал ее столько, словно его сжигала какая-то лихорадка. Щегленок
жил в птичьей лавке и в письменной форме предлагал себя в обмен на старую
одежду, пустые бутылки и даже кухонные отбросы. Какая низменность натуры,
кривой извращенный вкус! Я купил этого щегленка за деньги. Его прислали ко
мне домой и повесили на гвоздь над моим столом. Он жил во дворе игрушечного
домика, который, как я заключил, принадлежал какому-нибудь красильщику, -
иначе нельзя было объяснить, почему из слухового окна этого домика торчит
длинная жердь. Водворившись в моей комнате, он либо перестал испытывать
жажду, что не входило в наши условия, либо не мог заставить себя услышать
снова стук бадейки, падающей в колодец. (Этот звук и в лучшие времена
заставлял его вздрагивать от испуга.) Он набирал воду лишь по ночам и
украдкой. После долгих и напрасных ожиданий я вызвал торговца, который его
обучил. Это был кривоногий субъект с приплюснутым бесформенным носом,
похожим на перезрелую землянику. Он носил меховую шапку, короткополое пальто
и был самый вельветиновый из всей вельветиновой братии. Он передал, что
"заглянет". И действительно, стоило ему показаться в дверях моей комнаты и
покоситься своим дурным глазом на щегленка, как жестокая жажда тотчас же
охватила птицу, и, утолив ее, она зачерпнула еще несколько ненужных бадеек,
а потом прыгнула на свой шест и принялась точить клюв, точно побывала в
ближайшем винном погребе и напилась там пьяной.
Или возьмем ослов. Я знаю один закоулок, где осел входит в парадную
дверь и, видимо, живет наверху, ибо, сколько я ни осматривал через изгородь
задний двор этого дома, я его там не обнаружил. Дворяне, знать, принцы и
короли напрасно будут упрашивать его сделать для них то, что он делает для
уличного торговца. Корми его отборным овсом, посади в его корзины малолетних
принца с принцессой, надень на него изящную, аккуратно пригнанную попону,
отведи его на заросшие мягкой травой склоны Виндзора - а потом посмотри,
добьешься ли от него хорошей рыси. Или же замори его голодом, запряги
кое-как в тележку с лотком и полюбуйся, как он припустит из Уайтчепла * в
Бейзуотер. На лоне природы, кажется, не г особой близости между птицами и
ослами, но в глухих закоулках вы всегда найдете их в одних и тех же руках, и
всегда они отдают лучшее, что у них есть, наихудшим представителям рода
человеческого. У меня было шапочное знакомство с одним ослом, который жил за
Лондонским мостом, в Сэррей-сайд, среди твердынь Острова Джекоба и Докхеда.
Этот осел, когда в его услугах не было особой нужды, шатался повсюду один. Я