"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

блудные сыны, смиренные и раскаявшиеся, прежде всего появятся в опустевших
церквах. И он глядел на дверь, но они в нее не входили. Кому принадлежало
это дитя, - был ли это ребенок его дочери, которую он лишил наследства, или
удочеренная им приходская сирота, - понять было невозможно. Девочка никогда
не играла, не прыгала, не улыбалась. Однажды мне даже пришло на ум, что это
- автомат, изготовленный им самим, но как-то раз в воскресенье, идя за сей
странной парой из церкви, я слышал, как он сказал девочке: "Тринадцать тысяч
фунтов", и она слабым человеческим голосом добавила: "Семнадцать шиллингов
четыре пенса". Четыре воскресенья я провожал их из церкви, и это все, что я
от них слышал. Однажды я проводил их до дому. Они жили позади водоразборной
колонки, и он открыл свое обиталище ключом необычайных размеров.
Единственная надпись на доме относилась к пожарному крану. Под одну половину
дома совершили подкоп запертые, никому не нужные ворота; окна его ослепли от
грязи, и весь он безутешно повернулся лицом к стене. Между домом, где жила
эта пара, и облюбованной ими церковью раздавался воскресный звон пяти
больших церквей и двух маленьких, так что у них, должно быть, была какая-то
особая причина ходить туда за четверть мили. Последний раз я видел их вот по
какому случаю. Я отправился осмотреть одну отдаленную церковь, и мне
случилось пройти мимо той церкви, которую они посещали; было около двух
часов пополудни, и она была заперта. Однако боковая дверца, которую я до тех
пор не замечал, стояла открытой, и за нею виднелось несколько ступенек
лестницы, ведущей в подвал. "Сегодня проветривают склепы", - подумалось мне,
и тут человек с девочкой молча подошел к лестнице и молча спустился в
подвал. Разумеется, я пришел к заключению, что этот человек в конце концов
отчаялся дождаться возвращения раскаявшихся сограждан и решил похоронить
себя заживо вместе с ребенком.
Во время своих паломничеств я набрел на одну неприметную церковь,
которую разубрали в мелодраматическом стиле и обвешали всякими разноцветными
тканями, вроде того как украшали когда-то в Лондоне исчезнувшие ныне майские
шесты *. Все эти приманки побудили нескольких юных священников или дьяконов
в черных нагрудниках вместо жилетов и некоторое число молодых дам,
принимающих близко к сердцу дела священства (по моим подсчетам, на каждого
дьякона приходилось семнадцать дам), отправиться в Сити в поисках свежих
впечатлений.
Забавно было наблюдать, как эти молодые люди разыгрывают в самом центре
Сити свое представление, о коем в этой покинутой округе никто и ведать не
ведает. Выглядело все это так, как если б вы сняли на воскресенье пустую
контору и поставили там мистерию. Они уговорили учеников какой-то маленькой
школы (не знаю, где расположенной) принять участие в их лицедействе, и одно
удовольствие было видеть, какие замысловатые гирлянды из лент развесили они
на стенах, адресуясь к этим несчастным несмышленышам посредством надписей,
которые те не могли разобрать. Отличительным признаком этой паствы был
исходивший от нее приятный запах помады.
Но в других случаях гниль, плесень и мертвые наши сограждане составляли
преобладающий запах, к коему каким-то образом примешивались отнюдь не
неприятные ароматы главных предметов здешней торговли. В церквах около
Марк-лейн, например, это был сухой запах пшеницы; в одной из них я нашел в
подушечке для колен пахучий колос ячменя. От Руд-лейн до Тауэр-стрит и в их
окрестностях чувствовался часто тонкий аромат вина, иногда чая. Одна церковь
у Минсинг-лейн пахла как ящик с лекарствами. За Монументом * церковная