"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

- В Чатаме, - отвечал он.
- И что ты там делаешь?
- Хожу в школу.
Я мигом посадил его к себе в экипаж, и мы поехали дальше. Вдруг
презабавный маленький мальчик сказал:
- Мы подъезжаем к Гэдсхиллу, где Фальстаф вышел грабить
путешественников, а потом убежал *.
- Да ты, оказывается, знаешь про Фальстафа?
- Я все про него знаю, - ответствовал презабавный маленький мальчик. -
Я уже старый, мне девять лет, и я читал всякие книги. Но, прошу вас, давайте
остановимся на вершине холма и посмотрим на этот дом.
- Тебе очень нравится этот дом? - спросил я.
- Еще бы, сэр, - отвечал презабавный маленький мальчик. - Да мне и
половины моих лет не исполнилось, а для меня уже не было большей радости,
чем когда меня приводили сюда посмотреть на него. А теперь мне девять, и я
сам хожу на него смотреть. Отец заметил, как он мне нравится, и, сколько я
себя помню, все твердит мне: "Если ты будешь настойчив и упорен в труде, ты,
возможно, когда-нибудь поселишься в нем..." Но разве такое сбудется! - И
презабавный маленький мальчик, тяжело вздохнув, принялся что есть мочи
глазеть из окошка на дом.
Я был несколько озадачен, услышав такие речи от презабавного маленького
мальчика, потому что дом, о котором шла речь, как раз принадлежит мне, и у
меня есть основания полагать, что все сказанное им - сущая правда.
Но ладно. Я не делал здесь остановки и, вскоре высадив презабавного
маленького мальчика, двинулся дальше. По дороге, которой шли римские
легионы; по дороге, которой шли пилигримы в Кентербери; по дороге, которой,
бряцая оружием, двигались конным кортежем по воде и грязи с континента на
наш остров властолюбивые священники и принцы; по дороге, на которой Шекспир,
сидя в седле у ворот трактирного дворика, напевал про себя, наблюдая за
возчиками: "Дуй, хладный ветер, дуй!" * - дорогой, вьющейся меж вишневых
садов и яблоневых садов, меж полей пшеницы и зарослями хмеля, ехал я мимо
Кентербери в Дувр. Там море глухо обрушивало во мраке свои волны на берег, а
французский поворотный маяк на мысе Гри Не (Прим. OCR: Так в оригинале) то
бросал вспышку света, то притухал, словно его каждые полминуты загораживал
своей огромной головой беспокойный смотритель, чтобы проверить, горит ли
фонарь.
Рано утром я был на палубе парового пакетбота, и то мы, как всегда,
натыкались на отмель, то несносная отмель на нас; отмель наступала, а мы в
беспорядке отступали - так все и шло, как всегда, самым несносным образом.
Но когда на другом берегу я покинул таможню и колеса нашей кареты
подняли пыль с иссушенных жаждой дорог Франции, где голые придорожные
деревья (которые, мне кажется, никогда не покроются зеленью, ибо я никогда
не видел на них листвы) осеняли своей мнимой тенью то запыленного солдата,
то работника с соседнего поля, поджаривающихся во сне на груде раскаленного
солнцем щебня, вкус к путешествию стал возвращаться ко мне. А повстречав
каменотеса в жесткой и жаркой, ярко горевшей на солнце шляпе, которая,
словно зажигательное стекло, далеко отбрасывала лучи, я почувствовал, что
сейчас я и правда в дорогой моему сердцу старой Франции. Я понял бы это и
без помощи памятных мне с давних пор бутыли простого вина, холодной жареной
курицы, каравая хлеба и щепотки соли, которыми я с несказанным удовольствием