"Чарльз Диккенс. Путешественник не по торговым делам" - читать интересную книгу автора

вдовицы, о царской дщери и о том, кто стоял в дверях, когда у двух сестер
умер брат * и одна из них подбежала к другой, безутешной, и сказала:
"Учитель здесь и зовет тебя". И пусть проповедник, забыв думать о себе,
забыв думать обо всех, кроме одного, помня только его слова, встанет в любой
воскресный вечер перед четырьмя тысячами в театре "Британия", расскажет им,
своим собратьям, эту повесть и посмотрит, что будет!

V

^TБедный Джек-Мореход^U

Интересно, поручен ли заботам того милого херувимчика, что с
добродушной улыбкой присматривает с небес за Бедным Джеком, не только Джек
Военный Моряк, но и Джек-Мореход с торгового судна? Если же нет, то кому о
нем позаботиться? Что думает этот херувимчик, что думаем все мы, когда
Джеку-Мореходу мало-помалу выбивают мозги на бриге "Вельзевул" или на барке
"Живодерня", или когда за миг до того, как настанет конец проклятой его
службе, он успевает заметить своим единственным невыбитым глазом окованный
железом сапог помощника капитана, или когда его безжизненное тело сбрасывают
за борт с кормы и кровь его страшных ран "окрашивает волны в цвет багровый"?
*
Разве не разумно было бы предположить, что, если бы помощник с брига
"Вельзевул" или барки "Живодерня" сгубил хоть вполовину столько хлопка,
сколько сгубил он людей, с обоих берегов Атлантики послышался бы такой
многоголосый призыв к херувимчику, который присматривает с небес за
выгодными рынками, что бдительный наш херувимчик в мгновение ока поразил бы
этого доблестного корабельного помощника своим крылатым мечом и выбил у него
из головы вместе с мозгами намеренье кому-либо причинить ущерб.
Если моя мысль неразумна, значит, я самый неразумный из людей, ибо я
всей душой в это верю.
С этой мыслью бродил я вдоль причалов ливерпульского порта, не спуская
глаз с бедного Джека-Морехода. Увы, я давно уже вышел из того возраста,
когда меня принимали за милого херувимчика, но я был здесь, и здесь же был
Джек, занятый делом и совершенно продрогший, ибо снег еще лежал в промерзших
складках земли, а северо-восточный ветер срезал верхушки с маленьких волн
Мерсея и, обратив их в острые градины, хлестал ими Джека. Но Джек трудился
не покладая рук, несмотря на скверную погоду; он ведь, бедняга, почти всегда
трудится, какая бы ни была погода. Обвязавшись канатом, он чистил и красил
трубы и мачты, повиснув на них, словно житель лесов на огромном дереве. Он
лежал на реях, сворачивая паруса, которые грозили скинуть его за борт. Он
был едва различим в гигантской паутине канатов, забирая рифы и сплеснивая
концы. Его голос - хотя и не слишком отчетливо - доносился из трюмов, где он
складывал или выгружал товары. Он крутил и крутил лебедки, издававшие
монотонный расхлябанный звук. Он, похожий на черта, грузил уголь для жителей
другого полушария. Босоногий, он драил палубу, и расстегнутая красная рубаха
открывала его грудь ветру, который был острее его ножа, заткнутого за пояс.
Он глядел через фальшборт, - такой заросший, что только глаза выделялись на
всем лице. Он стоял у погрузочного желоба уходящего на следующий день
парохода компании Кьюнард, и мимо текли в ледник мясо, и рыба, и битая
птица. Он поднимался на борт других кораблей со своими пожитками, уложенными